Андрей Троицкий - Суд Линча

Как только он закончит все дела, они встретятся, Ирина получит подарок, который он носил у самого сердца все это время, пока они были в разлуке. Он вглядывался в голубую от света фонаря полировку шкафа, образ Ирины возникал и исчезал на этом призрачном фоне. «Ты уезжаешь надолго?» – спросила она во время последнего телефонного разговора. «А ты будешь ждать моего возвращения?» «Конечно, буду ждать, даже очень, – голос Ирины казался напряженным, будто она чувствовала, что с Денисовым происходит что-то неладное. – И надолго затянется твоя командировка?» «Пока не знаю, это ведь не от меня зависит, – ему так много хотелось сказать, но он не мог сказать ничего. – Это зависит от разных обстоятельств разных». Он представил себе глаза Ирины, эти глаза возникли перед ним отчетливо и ясно.

«Так ты и будешь прикармливать эту суку? – громко спросил кого-то за окном знакомый мужской голос. – Я так и знал, так я и знал, мать твою. Со стола тыришь. А ты думала как? Все через это прошли…» Мужчина говорил, как репродуктор на железнодорожной станции. «А-ля-ля-ля, буду ждать, ля-ля-ля-эх…» Песня полилась над пустым двором, тишина закончилась. Денисов застонал в голос.

Наутро он вышел из подъезда, осмотрел голые, безлистные, словно объеденные козами, кусты, вбитый в землю стол и две скамейки, бутылочные осколки на песке. После бессонной ночи он чувствовал себя разбитым и угнетенным. Ни сил, ни времени для переезда на другую квартиру не было. Нужно скорее закруглять дела.

– Что-то мы едем медленно, все нас обгоняют, – голос Ткаченко вывел Денисова из задумчивого состояния. Этот голос звучал бодро, даже весело. Коньяка в бутылке заметно поубавилось, а Ткаченко хотелось пошевелить языком.

– Просто спешить некуда, ты расслабься, радио включи, – Денисов подумал, что Ткаченко не умеет пользоваться автомобильным приемником, сам нажал кнопку и остановил выбор на джазовой мелодии. – И ещё я дорогу плохо знаю, боюсь наш поворот пропустить.

– А он случайно не еврей? – Ткаченко потрогал Денисова за локоть. – Ну, начальник не еврей?

– Нет, не еврей, – Денисов глянул на разомлевшего в кресле Ткаченко. – Раньше с пятым пунктом на эту работу вообще не брали. Не брали инвалидов пятой группы. А он старый хозяйственник, кадровый. И всю дорогу в Академии наук. А это все-таки фирма. Директор сам меня спрашивал: твой протеже не еврей случайно. Мне лично наплевать: еврей, не еврей. Мне это без разницы. А для него важно. Человек старой закалки.

– Вы ему скажите, если ещё спрашивать будет, – Ткаченко потряс в воздухе почти допитой бутылкой, – пусть не сомневается, даже в голову не берет насчет того, что я еврей. Если бы я был евреем, на эту ответственную работу даже проситься не стал. Даже не приехал. Я же понимаю – фирма, не лавочка какая-нибудь коммерческая.

– Да ты не беспокойся об этом, – Денисов кивнул головой. – Он тебя увидит, сразу все поймет. Все сомнения отпадут, что ты еврей.

– Ну, и слава Богу, – Ткаченко облегченно вздохнул. – Кстати, у меня есть один кореш, лучший мой друг, можно сказать. Его нельзя туда пристроить, в подсобное хозяйство? Очень душевный мужик, душа любой компании.

Денисов свернул с шоссе на узкую асфальтированную дорогу, ведущую мимо песчаного карьера к дальнему лесу.

– Если человек хороший, место всегда найдется, – ответил он серьезным голосом. – Ты давай мне сейчас сразу паспорт и трудовик, чтобы потом не забыть. Я первый пойду поговорю.

Ткаченко вытащил из кармана паспорт в целлофановой обертке, потрепанную на углах трудовую книжку и протянул документы Денисову. Проехали дачные участки, слева остались высокие отвалы песка, похожие на горы. Мелкие капли дождя покрыли лобовое стекло, и Денисов включил «дворники».

– Погода испортилась, – заметил Ткаченко. – Жаль. А то могли бы сегодня карпа половить.

Денисов съехал на грунтовку, сбавил скорость, чтобы сильно не трясло на ухабах.

– Вот гадский папа, – сказал он. – Что-то дорогу плохо узнаю. Хоть бы указатель повесили.

– Ничего, доберемся, – ободрил Ткаченко, выпил последний глоток коньяка, опустил стекло и выбросил бутылку.

– Нет, надо дорогу посмотреть.

Денисов остановил машину, вынул ключи и выбрался из салона, сильно хлопнув дверцей. Обойдя машину, он открыл багажник, наклонившись, отодвинул в сторону запаску и домкрат. Завернутый в кусок мешковины обрез лежал на прежнем месте, в глубине багажника. Вытащив обрез, он бросил тряпку обратно. Переломив обрез, он убедился, что патроны в патроннике. Он снова нагнулся над багажником, держа оружие в левой руке, передвинул на другое место, ближе к себе, полную канистру с бензином. Выпрямившись, он поднял голову и посмотрел на небо, серые закатные сумерки быстро сменились почти полной темнотой. Несколько легких дождевых капель упали на лицо, и Денисов вытер их ладонью.