Ванесса Рубио-Барро - Смерть в поварском колпаке

Дафне не стала прибегать к фигурам речи, описывая этот «исход», ибо цифры говорили сами за себя: двадцать тысяч человек персонала, тысяча предприятий оптовой торговли, десять тысяч кубометров материалов, полторы тысячи грузовиков и пять тысяч тонн товаров – все это покинуло рынок в течение двух суток. Павильоны Бальтара разрушили и продали по цене металлолома, лишь два избежали этой участи: один был демонтирован и перевезен в городок Ножан-сюр-Марн, превратившись в театральный зал, другой же был переправлен в японский город Иокогаму.

Для врезки, посвященной историческим курьезам питания в столице, Дафне откопала воспоминания восьмидесятилетней женщины, которой ее бабка рассказывала, как им приходилось есть крыс и других «экзотических» тварей в дни Парижской коммуны. Сам факт, что в наше время еще можно встретить людей, которые были знакомы с очевидцами событий трагической зимы 1870–1871 годов, показался Лоре настолько невероятным, что она обвела врезку карандашом с единственным комментарием – «Супер! Обалдеть!» – как раз перед тем, как погасить ночник и лечь спать.

Ночь оказалась короткой, а теперь как никогда ей нужно было быстро прийти в себя.

В полусне она дотащилась до ванной. Лишь приняв для бодрости обжигающий душ и облачившись в теплое белье, свитер, флисовый пуловер, две пары носков, ботинки на меху, пуховик и шерстяную шапку, Лора почувствовала себя готовой для выполнения своей миссии. Завибрировал мобильник, и она прочла лаконичное сообщение Пако: «Я внизу:)))».

Увидев Пако, она поразилась автомобилю, который стоял возле входа. Это был старый, вернее полуразвалившийся «Рено 5» с бамперами, примотанными к проржавевшему кузову скотчем.

– Я одолжил его у приятеля, но не бойся, доедем!

В дороге они не разговаривали. Минут двадцать тащились по окружной до метро Порт-д-Итали, затем продолжили свое тряское путешествие по шоссе A6, пока не подъехали к контрольно-пропускному пункту Международного рынка Рюнжи. Оказавшись на его территории, Лора сразу расслабилась, и, перекрываемая довольно громким лязганьем от переключения передач, пыталась объяснить Пако дорогу, ведь находились они посреди необозримых двухсот тридцати четырех гектаров самого большого рынка в мире по продаже свежих продуктов. У машины были изношенные тормозные колодки, абсолютно гладкие шины, и не работал ни один из указателей поворота, так что Пако, вцепившись в руль, с трудом лавировал между большегрузами. Он резко сбавил скорость, пытаясь въехать на круговой перекресток, и свернул влево, не включив поворотник. Туманный горн итальянского полуприцепа тут же призвал его к порядку. «Шел бы ты к черту!» – проорал он по-итальянски, чтобы побороть свой страх. Знай он, что Рюнжи ежедневно вмещал до двадцати восьми тысяч транспортных средств, что и ночью движение такое же интенсивное, как и днем, возможно, он поостерегся бы туда ехать на этой развалине.

Как ни странно, Лора оставалась спокойной, погруженной в свои мысли. Она размышляла над тем, что ее сюда привело. Конечно, ей нужны были снимки, и она, высоко ценя Пако, хотела обеспечить его полноценной натурой, сценами, выхваченными из жизни рынка, предоставить ему все это многоцветье, сочность красок, типичные лица, однако истинная цель вылазки была иной. Необходимости в погружении во чрево Рюнжи для доведения до совершенства ее статей вобщем-то не было. За свою профессиональную жизнь она здесь бывала не раз, да-да вставала спозаранок, чтобы взять интервью у фермера или сопровождала ресторатора, пожелавшего увидеть новые поступления продуктов.

Нет, сегодня ей требовалось совсем другое: ответы на вопросы, не дававшие ей покоя, какая-нибудь деталь, способная пролить свет на произошедшее, возможно, даже знак свыше. Она указала Пако на широкую дорогу, ведущую к A4 – павильону морепродуктов. Свернув на нее, тот остановился возле огромного стеклянного строения с обширной парковкой, забитой рефрижераторами. В ночном мраке «адмиральское судно» рынка Рюнжи казалось космическим кораблем. Выйдя из машины, Пако настроил камеру и принялся снимать фасад, над которым холодным светом пламенели граненые символы «A4».

Фотограф тут же устремился внутрь, не слушая того, что говорила Лора. Здесь, в великолепном нагромождении ящиков с рыбой, гребешками, мидиями и ракообразными, он чувствовал себя в своей стихии. Ему удалось сделать несколько отличных фото в перламутрово-искрящейся гамме: живописные водяные брызги на бетонном полу, сверкающие ракушки на фоне водорослей и колотого льда. Запечатлел он и вывески оптовиков, выставляющих напоказ свое «старинное происхождение»: «Дом Рейно с 1924 года», «Демарю с 1929», «Пекуниа с 1921». Ему понадобилась помощь Лоры, чтобы получить допуск в лабораторию, где он увидел различные стадии обработки морепродуктов: вырезание филе, очищение от кожи, разделку на порционные куски, извлечение содержимого раковин. Только в одном рыбном секторе насчитывалось около двадцати восьми тысяч постоянных покупателей, так что работать приходилось в заданном ритме. Фотограф постарался запечатлеть этот лихорадочный темп, выверенные, точные движения, взмокшие от пота куртки, покрасневшие от холода пальцы.