Йоханнес Зиммель - Ответ знает только ветер

— Кто там? Назовите свое имя.

— Роберт Лукас.

В замке повернулся ключ, дверь отворилась. Передо мной стоял молодой богатырь, гора мускулов в жилетке и трусах, в носках и ботинках. Наверняка на две головы выше меня.

— Ну, так что, Роберт Лукас?

— Меня тут ждут.

— Кто?

— Мадемуазель Монье.

— Опишите-ка.

Я описал ее, как мог. Когда я упомянул гнилые зубы, великан кивнул.

— Пошли. — Он запер за мной дверь и повел меня через четырехугольный двор, в котором стоял старый грузовик и несколько ржавых остовов, бывших некогда машинами. Мы подошли к наружной лестнице, ведшей на галерею второго этажа, обрамлявшую весь двор. Я увидел, что окна и двери всех жилых помещений выходили в эту галерею. — Первая дверь как подниметесь по лестнице. Постучите три раза, два коротко, один длинно.

Я поднялся по ржавой железной лестнице. Ветхие ступеньки позвякивали под ногами. Галерея была каменная. Я остановился перед первой дверью и постучал два раза коротко, один длинно. Дверь тотчас открылась. В проеме стояла Николь Монье. Я узнал ее, но постарался не выказать свои ощущения. Она была без макияжа, лицо было серое, черные волосы всклочены, глаза покраснели и опухли от слез. Сейчас Николь Монье уже не плакала. Ее лицо застыло, как маска. Она казалась старухой.

— Входите, — сказала Николь Монье. Я вошел в грязную, захламленную кухню с низким потолком. Потом мы с ней прошли в комнату, такую же грязную и захламленную, в которой стояла двуспальная кровать. Над кроватью висела олеография, изображавшая распятие Христа. Кроме кровати в комнате были еще два расшатанных стула, шкаф и стол. При закрытых ставнях в комнате было сумрачно и очень тепло. На Николь был серый халат, накинутый прямо на голое тело. Ноги были босые. Я скинул левый туфель, так как нога разболелась уже ни на шутку.

— Давайте сядем, — сказала Николь.

Мы сели на шаткие стулья возле стола рядом с неубранной постелью. На столе лежали фотографии. Рядом стоял портативный магнитофон. Провод от него тянулся к нижней розетке.

— Мне в самом деле очень жаль, что это произошло, — сказал я.

— Мне тоже. Алан был мерзавец, но я его любила. Теперь его нет. И я осталась совсем одна. — Теперь она уже не старалась скрыть от собеседника свои гнилые зубы.

— Что вы собираетесь делать?

— Удрать отсюда, — сказала она. — Что же мне ждать, когда они придут и меня тоже укокошат. Хозяева этого дома — наши друзья. Но дольше мне нельзя здесь оставаться.

— Куда же вы направитесь?

— Куда глаза глядят. Лишь бы подальше отсюда. Уеду из Франции. Для этого мне и нужны деньги. Вы их принесли?

— Да.

— Покажите.

Я показал ей пачки банкнот, которые лежали у меня в кожаной папке, подаренной Анжелой.

— А сигареты у вас не найдется?

— Я бросил курить.

— Ну, нет, так нет, — махнула она рукой. — Давайте к делу. Вы, наверное, торопитесь?

— Да.

— Я тоже. Слушаете внимательно. Тогда, когда я вам сказала в баре отеля «Мажестик», что я могла бы продать вам всю правду, я вас не обманывала. Она уже была у нас с Аланом в руках. Алан послал меня договориться с вами. Я бы встретила вас в той квартире в «Резиденции Париж» и все вам рассказала, если бы мы не видели, как вас избили.

— Вы это видели — Алан и вы?

— О том и речь. И Алан счел, что сейчас этого делать нельзя, слишком опасно. Мол, если вы сейчас подниметесь к нам и все узнаете, то бомба взорвется, и мы пропали. Потому что они сразу догадаются, откуда вам все это известно.

— Кто «они»?

— Ну, те, другие.

— Кто эти другие?

— О, Господи, не забегайте вперед!

— Извините.

— Да ладно уж. Просто нервы у меня сдали. У вас тоже?

— Да.

— Представляю себе, — сказала женщина, которую я помнил такой красоткой. Теперь же передо мной сидела сущая развалина. — Хреновое это дело, и для вас тоже. Ну, что тут скажешь? Мне нужно исчезнуть, для этого мне нужны ваши деньги, а вам нужна правда. Во всяком случае, Алан тогда сказал: «Так дело не пойдет. Этого мужика встречу я. А тебя здесь как бы нет». Я ведь сидела в шкафу, когда Алан водил вас по квартире. В зеркальном шкафу, что стоял в спальне, помните?

— Но ведь я в него заглядывал, — вяло заметил я.

— А в его задней стенке есть раздвижная дверца, через которую входишь в небольшой чуланчик, которого снаружи не видно. Он встроен между двумя стенами.

— Если бы меня не избили, вы бы разговаривали со мной в спальне, а Алан сидел бы в этом чуланчике, да?

— Да.

— Вы всегда так делали, когда к вам приходили клиенты?