Йоханнес Зиммель - Ответ знает только ветер

— На третьем этаже, мсье…

— Проводите нас туда.

— Вы этого не сделаете! — завизжала Бриллиантовая Хильда. — Разве у вас есть ордер на обыск дома?

— Нет, — спокойно ответил Лакросс. — И нам на это плевать. А ну, делайте, что вам велел комиссар полиции, иначе нарветесь на неприятности, — сказал он горничной. Та все еще колебалась и растерянно смотрела на Хильду.

— Хорошо, проходите вперед, — сказала та голосом, дрожащим от злости. — Но я пойду с вами.

— Мне казалось, что вы себя очень плохо чувствуете, — ввернул я.

— Знаете что, господин Лукас? — В голосе ее вдруг зазвучали интонации рыночной торговки. — Не суйте нос, куда не надо! Ну, пошли, ведите меня! — Она взяла меня под руку, и мы все пошли по коридору до мраморной лестницы, которая вела на третий этаж. Здесь коридор был ниже, да и двери комнат, выходивших в него, были не такие высокие.

— Вот ее комната, — сказала горничная.

Руссель постучал.

— Мадам Анна!

Никакого ответа.

— Мадам Анна, пожалуйста, откройте! Это полиция!

Ни звука.

— Могла она удрать? — шепотом спросил я у Лакросса.

— Но дом оцеплен. Если она еще была здесь, когда мы подъехали, она и сейчас в доме. Жюль!

Полицейский, вошедший в дом вместе с нами, выдвинулся вперед и подергал ручку двери.

— Заперто, — сказал он, нагнулся и заглянул в замочную скважину. — Но ключа изнутри нет.

— Взломайте дверь! — приказал Лакросс.

— Неслыханно! — завопила Бриллиантовая Хильда.

— Спокойно, — проронил Лакросс, малютка Лакросс, который некогда испытывал такой страх перед властными и богатыми, а теперь, видимо, вообще никого не боялся.

Полицейский — здоровенный детина — навалился всей тяжестью на дверь, потом с разбегу еще и еще раз. На третий раз дверь распахнулась, и полицейский влетел в комнату. Мы быстро последовали за ним. Комната была большая и обставлена старинной мебелью. Окна в ней были полукруглые и располагались у самого пола. Бриллиантовая Хильда, едва шагнув в комнату, издала душераздирающий крик и повалилась. Я вовремя подскочил к ней и успел ее подхватить. Она была без сознания — или только изображала обморок, но делала это блестяще. Тяжелое тело оттянуло мне руки, и я опустил ее на пол…

— Черт побери, — сказал Лакросс.

Поперек широкой кровати лежала медицинская сестра Анна из Милана; высокая, крепкая и при этом по-матерински мягкая женщина. Она тоже была вся в белом, но белое частично окрасилось красным. Голова как-то странно была повернута вбок, взгляд устремлен в потолок, а рот широко открыт. Рукоятка большого кинжала торчала из ее груди слева, где сердце.

Спустя полчаса на место прибыли эксперты из отдела убийств. С ними приехали доктор Вернон и налоговый инспектор Кеслер. Кеслер некоторое время назад позвонил в свой отель и поинтересовался, не просили ли ему что-нибудь передать. А в Центральном комиссариате, с которым он тут же связался, ему велели приехать сюда. Кеслера передернуло, когда он увидел тело мертвой медсестры.

— Кто мог это сделать?

Лакросс уже успел проинформировать его о событиях этого утра. И теперь ответил:

— Тот, кто хотел, чтобы она навеки умолкла, прежде чем ее смогут заставить говорить — теперь, когда и алжирец заговорил.

— Но как мог убийца узнать, что алжирец заговорил?

— Он мог это предположить. Мог видеть облаву на станции. Потом мы еще устроили алжирцу допрос. Так что времени у него было достаточно, — сказал я.

— Этот алжирец, — в раздумье протянул Кеслер. — Я все утро провел с Малкольмом Торвеллом на площадке для гольфа и выжал из него все дочиста о его деловых отношениях с Килвудом, о деловых связях всех этих воротил. Говорили мы и о том, как Килвуд завопил об алжирце из Ла Бокка, и Торвелл сказал, что это пьяный бред, такого алжирца просто нет на белом свете. Боже милостивый, а он, оказывается, есть. И пьянчужка Килвуд сказал правду.

— Разумеется, он сказал правду, — сердито буркнул Лакросс. — Потому его и прикончили. Кто-то испугался, что он выболтает еще больше. То есть по той же самой причине, по которой теперь убили медсестру.

А эксперты в это время расхаживали по комнате; они сфотографировали тело убитой и теперь посыпали графитовой пудрой мебель: искали отпечатки пальцев. Трупом они уже не занимались, за него некоторое время назад принялся доктор Вернон.

— Видит Бог, я вовсе не хочу вас торопить, доктор, — сказал Лакросс, — но, может быть, вы уже хотя бы приблизительно представляете себе, когда это произошло?