— Сколько?
— Сто тысяч франков. Обещал заплатить, как только я достану динамит. Ну, я и постарался. Дело это трудное. Потому как все ящики заперты и зарегистрированы. Напарник понадобился. Но его сейчас здесь нет. Он давно смылся. Не знаю, где он теперь. Когда мы стащили ящик, я ему дал двадцать тысяч.
— Хорошо. Значит, ты признаешься, что один ящик ты украл.
— С напарником.
— И передал кому надо.
— Да.
— Когда это было?
— Пятого мая. Пятого была пятница, а по пятницам у нас недельная получка. Потому я и запомнил.
— А когда с тобой впервые заговорили об этом?
— Двумя днями раньше, третьего мая. А вы не обманете — меня точно будут охранять в камере?
— Точно, если продолжишь рассказывать. А нет, так нет.
— Но я же рассказываю… Я вам все рассказываю…
— А зачем этому человеку понадобился динамит, ты себе представляешь?
— Понятия не имею.
— Юсуф, не ломай тут перед нами комедию, ладно? — вмешался Лакросс, изменившийся до неузнаваемости малютка Лакросс. В его голосе звучала угроза. — Яхта Хельмана взлетела на воздух. Ты сам об этом сказал. И взлетела потому, что взорвался динамит. Это был твой динамит!
— Нет… Нет…
— Перестань отпираться! Сам знаешь, это был твой динамит! От него сработала адская машина! А ее — тоже ты им достал?
— Нет!
— Ну, части для нее?
— Нет! Нет!
— Такая красивенькая, маленькая адская машинка — разве не твоих рук дело?
— Нет, клянусь, я только достал им динамит!
— Еще имеешь наглость клясться!
— Но это чистая правда! Почему бы мне не сказать вам всю правду — в моем-то положении?
— Потому что ты подлец и мерзавец, вор и преступник, а сейчас от страху просто в штаны наложил.
— Вот-вот! Именно поэтому я вам все скажу, всю правду скажу, господин комиссар!
— Ну, ладно. Значит, ты только дал им динамит.
— Только динамит, кля…
— Заткнись. И получил бабки за это дело.
— Получил, что правда, то правда.
— Значит, адскую машину состряпал кто-то другой?
— Значит, другой.
— Так. А теперь скажи-ка нам, как звали того парня, который купил у тебя динамит.
— Не знаю.
— Ясное дело — он не знает!
— Но я в самом деле не знаю! А вы как думали? Он что — будет еще сообщать мне, как его зовут?
Зазвонил телефон.
Лакросс взял трубку и назвался. Проронив всего несколько слов, он положил трубку. На лице его читалось некоторое облегчение.
— Звонили из больницы. Операция прошла успешно. Если не возникнет осложнений, парень выкарабкается.
Аргуад рухнул на колени.
— Благодарю тебя, Аллах, благодарю тебя! — вопил он вне себя от радости.
— Ладно, кончай! — Лакросс рывком поставил алжирца на ноги. Тот тут же мешком осел на стул. — Кончай ломать комедию! Везет тебе, дураку, сволочь!
— Он выживет… Он выживет, — бормотал алжирец. — Я не убил его, я не убийца…
— Кончай, слышишь? Сию минуту прекрати! Разговор с тобой еще не кончен. Раз уж ты не знаешь, как того парня звали, скажи хоть, как он выглядел.
Аргуад сказал, трясясь от страха:
— А это был вовсе не парень, а женщина.
— Женщина?
— Да! Да! Приходила ко мне женщина!
— И ты, ясное дело, тоже не знаешь, как ее звали.
— Ясно, не знаю.
— Тогда опиши ее. Давай, выкладывай! Как она выглядела?
— Трудно сказать. Мы ведь встречались с ней ночью. Знаю только, что она не из здешних.
— Не из здешних? Откуда ты знаешь?
— Она говорит по-французски с сильным акцентом. Я сразу подумал, что она не француженка.
— А кто же?
— Она итальянка. У меня есть друзья в Италии, они говорят, как она. Может, она из Милана или из Генуи. И еще… Она очень высокая и сильная, куда сильнее меня… Я говорю вам правду, истинную правду! Она была сильная и крепкая, как парень — и при этом…
— Что «и при этом», — прошептал Руссель.
— При этом… Странное дело… Разговаривая с ней, я невольно вспоминал свою матушку…
— С чего бы это?
— Потому что… Ну, в общем, эта женщина говорила со мной как мать, в ней было что-то такое материнское, понимаете?
На двух машинах мы помчались с бешеной скоростью по городу.
Пешеходы разбегались во все стороны. Машины жались к обочине. Мы пролетали на красный свет. Я сидел рядом с Русселем. Лакросс — рядом с водителем. Наша машина ехала первой. Вторая была битком набита офицерами уголовной полиции. Мы пронеслись по тихим улицам аристократического квартала Валлерг и подъехали к владениям семейства Хельман, окруженным высокой каменной оградой, наверху усиленной стальными шипами и колючей проволокой. А вот и большие ворота для въезда в парк. Обе машины затормозили так резко, что шины взвизгнули. Привратник, с которым я уже был знаком, вышел из сторожки. На нем и в этот раз была белая ливрея с латунными пуговицами и золотыми лампасами. Водитель нашей машины посигналил.
Читать дальше