Йоханнес Зиммель - Ответ знает только ветер

Вдруг я заметил, что ее губы двигались и она продолжала говорить, но я не слышал ни слова. Я как раз вспомнил ту ночь в Гонконге, когда это случилось со мной впервые и стало так страшно. Намного позже полуночи, в моем номере отеля «Гонконг Хилтон»…

— Ох! Ох! Ты меня убиваешь! Я сейчас умру! Продолжай! Продолжай же! Вот сейчас! Сейчас! Это безумие! Я сойду с ума! Ну, иди же, иди ко мне, милый, иди и ты, да, я чувствую, ты уже идешь… Как он сейчас напряжен… Да, да, да, сейчас! Сейчас! — Голова маленькой китаяночки с тоненьким голоском металась по подушке моей постели, все ее тело извивалось, а ногти впились мне в спину. Я всей своей тяжестью навалился на девушку. Уже четыре месяца я не имел женщины и был очень возбужден. Мне просто необходима была женщина, причем срочно.

В тот вечер я ужинал в одном из плавучих ресторанов в Абердине — так называется тот район города на острове. Эти рестораны очень похожи на старые американские «плавучие театры», и стоят на якоре позади множества джонок, теснящихся в гавани борт к борту. Туда подвозят в сампанах на веслах. Гребут обычно женщины. Мой ресторанчик назывался «Дары моря». Он был окружен своего рода бассейном, в котором плавали рыбы. Посетитель мог указать кельнеру, какую рыбу он хочет, ее вылавливали и вскоре подавали уже приготовленной.

Я выбрал себе рыбку, и когда занялся ею, к моему столику подошла очень хорошенькая и очень молоденькая девушка и спросила, не может ли она составить мне компанию. Я пригласил ее поужинать, а позже и выпить со мной. В ресторанчике было много народу и стайки совсем молоденьких проституток. Моя сказала, что ее зовут Хань Юань, что в переводе означает «Любвеобильный сад». Она хорошо говорила по-английски, хотя и с сильным акцентом. Все в ней было точеное, волосы цвета вороньего крыла, а глаза она расширила с помощью хирурга, как и многие другие девушки здесь, чтобы быть похожей на европейку.

Я много выпил в этом ресторанчике. Жена одного богатого немецкого коммерсанта скончалась при загадочных обстоятельствах. Коммерсант еще раньше застраховал жизнь своей жены в нашей фирме. Два миллиона марок он должен был получить согласно страховому полису в случае смерти его жены, даже в случае самоубийства. Но это было не самоубийство, а убийство, у полиции и у меня были доказательства. Но покамест не все. В Гонконге было очень жарко, а я в последний год плохо переносил жару. И вот я лежал, голый, весь в поту, рядом с китаяночкой, все еще тяжело дышал и чувствовал тянущую боль в левой ступне, не очень сильную. Я привез девушку во взятой напрокат машине в свой отель, расположенный на широком проспекте Квинсвэй Сентрал. Ночному портье — китайцу я сказал, что это моя секретарша, мне надо срочно кое-что надиктовать. Я знал его. Его звали Кимура, он носил очки с очень толстыми стеклами. Правым глазом он почти не видел. И всегда работал в ночную смену.

— Разумеется, сэр, — с улыбкой сказал Кимура, засовывая в карман довольно крупную купюру, — только не переутомляйтесь. Вы слишком много работаете.

То есть заполучить Хань Юань в мой номер не составило труда. О цене мы с ней условились заранее, я сразу расплатился, и Хань Юань, так великолепно игравшая свою роль, вдруг перестала безумствовать от похоти и страсти, повеселела и заторопилась. Она юркнула в ванную комнату, чтобы принять душ, и при этом пела. Я лежал на кровати, курил и чувствовал себя разочарованным и опустошенным. Так случалось всегда, когда я брал к себе в номер девушку и желание мое было удовлетворено.

«Любвеобильный сад» вернулась из ванной и быстро оделась. Вероятно, у нее был еще один клиент в эту ночь. Я был рад, что она так быстро ушла, теперь, когда напряжение последних месяцев спало, мне стоило большого труда видеть и слышать ее. Я тоже принял душ и оделся, выкурив при этом вторую и третью сигарету. Я вообще много курил, иногда до трех пачек в день.

— Проводи меня до двери, пожалуйста, хорошо? Боюсь, что портье рассердится, если я спущусь одна, — сказала Хань Юань.

— Я провожу.

— Ты очень мил. Я тебя люблю, — сказала она.

— Я тоже тебя люблю, — поддакнул я. Какое все же грязное это слово — «любовь», подумал я. А почему грязное? Не грязнее других. Просто оно утратило всякий смысл. Сколько раз в день произносила его она? Ей наверняка не было и двадцати.

— Я еще увижу тебя, дорогой?

— Я скоро улетаю.

— Но я хочу с тобой увидеться! Я должна. Я всегда в том ресторане. Ты придешь и заберешь меня, да?