Ричард Паттерсон: Глаза ребёнка

Сжимая пистолет дрожащей рукой, гость опустился на колени.

Висок у Ариаса был рассечен. Из носа продолжала сочиться кровь. Незнакомец взглянул на часы на его руке: те показывали 10.36.

Нерешительно, даже бережно он дулом раздвинул ему губы.

Ствол легко проскользнул в горло, и Рикардо стал давиться. Слышно было его слабое дыхание и легкое шуршание кондиционера.

Визитер закрыл глаза и, затаив дыхание, спустил курок.

Лязгнул металл. Секунду спустя, заставив себя взглянуть на жертву, незваный гость понял, что древняя штуковина дала осечку.

Рики моргнул — к нему возвращалось сознание. Еще в полузабытьи он ощутил во рту металлический привкус, а через мгновение до него, казалось, дошло, что происходит. Убийца прочел это в его глазах и молил об одном — чтобы пистолет выстрелил.

Еще четыре пули.

Осененный чудовищной догадкой, Рики вытаращил глаза и попытался поднять голову. Губы, сомкнутые вокруг дула, дрогнули.

— Прошу…

Девочку сотрясала дрожь.

Она была вся в испарине. Хотелось бежать, но ноги не слушались. Девочка не могла даже плакать. Свернувшись калачиком, она лежала в кромешной тьме, тревожно прислушиваясь.

В дверь постучали, потом все сильнее и сильнее.

Наконец дверь распахнулась, и малышка… с беззвучным криком проснулась, избавленная от своего кошмарного наваждения.

Она не могла ничего понять. Но ей приснилось, что в комнату вот-вот ворвется свирепая собака со сверкающими клыками и черной жесткой шерстью и будет высматривать ее.

Приближалась какая-то тень.

Задрожав, девочка подавила вопль и с такой силой обхватила руками свои плечи, что пальцы впились в кожу. Но тут она услышала ласковый голос бабушки, обращавшейся к ней по-испански, и дрожь унялась.

— Это всего-навсего сон, — успокаивала бабушка Елену Ариас, привлекая ее к себе. — Тебе нечего бояться.

Елена, прижавшись к бабушке всем телом и уткнувшись лицом ей в шею, с облегчением зарыдала. Девочка сразу узнавала бабу Розу по запаху духов — от ее нежной кожи исходил аромат свежесрезанных цветов. Она бережно уложила на подушку голову девочки, и та, ощутив на лбу прикосновение бабушкиных пальцев, закрыла глаза.

Но и с закрытыми глазами Елена хорошо представляла себе бабу Розу, ее черные, воронова крыла, волосы, тонкие черты лица, по-прежнему привлекательного, почти как у Терезы (Елениной матери, которая раньше занимала эту комнату).

Теперь девочка могла разобрать звуки, доносившиеся с Долорес-стрит: испанскую речь прохожих, визг тормозов останавливающихся на красный сигнал светофора машин. Там, на улице, было страшно, а в парке Долорес, куда Елену не пускали, по ночам торговали наркотиками. Когда-то ее мать могла открывать окно настежь — сейчас же ставни забиты гвоздями. Но здесь, рядом, была бабушка, и никакой черной собаки девочка в этот момент не боялась.

— А где мама? — спросила она.

Накануне вечером бабушка достала старый глобус и провела пальцем линию от Сан-Франциско, наглядно показав Елене маршрут, по которому на следующий день должна была отправиться ее мать. Теперь она как по-писаному повторила то, о чем уже рассказывала внучке.

— Мама пока здесь, у себя дома. Завтра она полетит в одно такое место, которое называется Италия, а через десять дней вернется. Утром, когда ты встанешь, мы еще раз найдем Италию на карте.

Малышка на минуту задумалась.

— Но ведь папа с ней не поедет? Мама поедет с Крисом?

— Верно. — Голос бабушки Розы стал еще тише. — Мама поедет с Крисом.

Елена открыла глаза. В ночном сумраке бабушка казалась усталой и печальной.

Повернув голову к окну, девочка прислушалась к звукам, доносившимся из незнакомого мира.

— А я увижусь завтра с папой? — едва слышно спросила она. — Когда мама с Крисом уедут?

Бабушка посмотрела на нее, все еще не отнимая пальцев со лба.

— Нет, Елена. Не завтра.

Даже завтра представлялось девочке чем-то очень далеким. Она снова посмотрела на Розу.

— Прошу тебя, бабушка, останься спать со мной. Одной мне страшно.

Роза уже было покачала головой, но что-то во взгляде девочки заставило ее остановиться.

— Бабушка, помнишь, о чем я тебе говорила? Чего я боюсь?

Женщина не отрываясь смотрела в детские глаза.

— Да, — ласково произнесла она. — Конечно, помню.

Обе замолчали. Роза поднялась, сняла через голову платье и, оставшись в комбинации, легла в постель.

Елена, уютно устроившись в объятиях бабушки, уснула под ее мерное дыхание, от которого исходили любовь и покой.