Татьяна Устинова - Селфи с судьбой

В беседку всё принесли моментально, как будто продюсер взмахнул волшебной палочкой. Шустрый официант в чёрном переднике смахнул со стола и скамеек опавшие листья, расстелил салфетки и выставил выпивку и закуску.

– Ну чего, ребят, – Артобалевский продел руки в рукава короткой куртки, подбитой каким-то тёмным мехом. – За дружбу и взаимопонимание!

Он разлил по стаканам виски – много! – сразу выпил и налил ещё. Илья помедлил и тоже глотнул изрядно, и Ангел пригубила.

– Девочка, ты что так на меня смотришь? – спросил Артобалевский, вкусно жуя кусок буженины. – Не нравлюсь я тебе?

– Мне ваши фильмы нравятся, – буркнула Ангел.

– Это какие же?

– Да почти все. Нет, плебейские я не смотрю, конечно, а фестивальные всегда.

Почему-то великий продюсер поморщился, как будто получил не комплимент, а оскорбление.

– Ну, значит, за кино! Искусство, как известно, принадлежит народу.

На этот раз Илья успел с ним чокнуться.

Артобалевский вылил в себя виски и по очереди посмотрел на собутыльников.

– А вы чего здесь? Отдыхаете? На самом деле, я думал, будет хуже, деревня какая-то! А оказалось, ничего.

– Ничего, – согласился Илья.

– А ты чем занимаешься?

– Физикой.

– Слушай, – вдруг вдохновился Артобалевский, – это здорово, наверное. Ну, заниматься чем-то, что имеет смысл. Везёт тебе.

– Мне нравится, – согласился Илья.

Виски делал своё дело. Ему стало тепло, в голове перестало трещать и рваться, и захотелось есть.

– За смысл!

– Подожди, – остановил его Илья. – Я так не умею. Я под стол упаду.

– Я бы и рад под стол, – признался Артобалевский, – да не получается.

– А что, ваша работа не имеет смысла? – прицепилась Ангел.

Артобалевский пожал плечами:

– Ну, по-разному. В основном не имеет.

– Как?!

– В основном моя работа сводится к добыче денег. Люди гибнут за металл! Добыча денег ради денег – полная и окончательная бессмыслица. Должно быть что-то дополнительное, а оно редко бывает. Что ты смотришь, девочка? Ну, уже можно накатить или дальше ждём?

– Можно, – согласился Илья, и они опять выпили.

– Ты ешь, – посоветовал Артобалевский, – тогда не упадёшь.

– Нет, как же так, – взволнованно заговорила Ангел. – Вы такие фильмы продюсируете!

– Ну, какие, какие?

– Глубокие… – она подумала немного. – Страшные. Про сволочей, про уродов. Про смерть. Про подлость.

– Девочка, – сказал Артобалевский и прищурился на солнце. У него были очень тёмные и густые ресницы, зато на голове никаких волос, солнце насмешливо перекатывалось по бритой макушке. – Тебе про уродов интересно, потому что у тебя всё хорошо, да? Ты смотришь на них и думаешь, как здорово, что я живу не так. Где-то есть уроды, а я-то среди нормальных людей, слава богу. А ты поди про этих нормальных сними, да так, чтобы все смотрели! У меня, например, не получается. То есть редко получается.

– Подождите. То есть вы снимаете… зачем?

Артобалевский положил на тоненький ломтик дыни полоску сырокопчёной ветчины, откусил и объяснил:

– Так ради денег, девочка. За дерьмо всегда хорошо платят, оно всегда в ходу. Ради званий всяких, наград. Вон недавно ещё одну получил! Дипломы девать некуда, в сортире вешаю. Ты не понимаешь, да? Как бы тебе это… Смотри, пришёл ко мне друг Серёга, он сейчас в какой-то богатой иностранной компании большой шишкой служит. Ну, и навязла у него в зубах эта компания иностранная, все эти тренинги, брифинги, тайминги, планинги! И говорит: давай, Петь, я тебе сценарий напишу, мы за него все награды соберём. Я ему отвечаю: как сценарий, ты же не умеешь! А он мне: да чего там уметь, я на журналистике отучился, тут главное, чтоб чем хуже, тем лучше, чтоб зрителей рвало и чтоб непременно все хорошие люди кровью харкали, а потом их в землю закопали, а плохие чтобы над ними измывались.

Ангел смотрела на него не отрываясь. Илья глотнул ещё виски и заел дыней.

– И приносит мне Серёга через месяц готовый сценарий. Ну, этот, который сейчас ветвь в Каннах взял. Мы его ставим, придумываем заход, что написал молодой сценарист-концептуалист, а не старый хрен Серёга. Всё.

– То есть это тоже неправда? – спросила Ангел дрожащим голосом. – И вы на самом деле так не думаете? И нет никакой философии?

Артобалевский помотал бритой головой:

– Нету, – сказал он и развёл руками. – Есть наше с Серёгой элементарное желание денег заработать. Званий опять же поднабрать. Мы заработали, слава нам.

– А зрители?!

– Девочка, ну при чём тут зрители? Я могу обмануть любого зрителя. Себя не обманешь, а зрителя-то чего особенного? Хочешь, я тебе сейчас сценарий придумаю? – Он с удовольствием сжевал ещё кусок мяса. – Например, в детском доме издеваются над беззащитными подростками. Их бьют, насилуют и калечат. Подростки, в свою очередь, бьют и калечат, допустим, бездомных собак. Потом на их глазах собак расстреливают мерзавцы-санитары, и дети – они же не до конца погибшие – плачут и понимают, как были не правы. Да, в середине непременно история любви. Он её таскает за волосы, она его любит. Он прячет какую-нибудь собаку, потому что добрый в душе, она находит её и режет на куски ножом. Ну, ещё продажные чиновники из районо и поп-приспособленец. В таких картинах без попа нельзя. Готово дело. В постпродакшене запилим крутой трейлер, всем нагоним, что фильм о жестокости современного мира, о чёрствости и просыпающейся человечности. Можно завтра снимать. Ещё одну премию дадут.