Людмила Евграфова - Бабочки и хамелеоны

– Хотите, я с вами буду совсем откровенна?

– Хочу.

– Вы потому сегодня на меня набросились, что ревнуете….

– К кому? – улыбнулась Алла.

– К мужчинам нашей кафедры. У меня и муж есть, а вы одинокая, поэтому завидуете мне…

– Ревную… я … к вам? Завидую? – Алла изумилась. – С какой стати? – ей стало смешно. Прасковья, будто не слыша ее, продолжила:

– Вы сюда специально приходите, чтобы видеться и любезничать с Николаем Петровичем. И еще, ваша шутка, что вы метите территорию. Теперь я поняла, что это вовсе не шутка.

– Не утруждайте себя догадками, с мужчинами я встречаюсь в более подходящем месте.

Прасковья Петровна недооценивала собеседницу. Об Алле Сергеевне ходили слухи, что она опасная женщина . Мало кто из педагогинь рисковали дружить с нею домами. Рассказывали, как однажды она поехала с учительницей истории и с ее мужем на турбазу. Все было предусмотрено: для Аллы пригласили одинокого инженера, застрявшего в холостом возрасте. Была надежда, что под чутким руководством обаятельной женщины, инженер проснется к радостям семейной жизни. Когда отдых был в самом разгаре, муж исторички, слушая остроумные шутки Аллы Сергеевны, нечаянно нарушил ее индивидуальное пространство, подвигаясь все ближе и ближе, с какой-то ему одному известной целью. Супруга в ревности опрокинула на голову нечестивца кастрюлю с лапшой. Такого унижения «нечестивец» не мог перенести. И супруга поплатилась за свою эмоциональную несдержанность. Пришлось ей в гордом одиночестве добираться до города рейсовым автобусом.

На следующий день эпизод о «безобразном поведении» Аллы Сергеевны был рассказан в учительской с ужасающими подробностями. Эта «жрица свободных отношений», эта «пантера» так вешалась на бедного историчкиного мужа, что он, как человек воспитанный, не мог ей отказать во внимании. Рассказ посеял волнение в сердцах, слушавших историчку немолодых женщин. Сомнение в порядочности Аллы Сергеевны, словно вирус, распространилось среди дорожащих семейными ценностями педагогинь и вселило боязнь за своих мужей. Мужьям было строго приказано не заходить в школу, ни под каким предлогом. Но время все расставило по своим местам. Историчка вскоре заболела от собственной подлючести, и уволилась из школы. А у женщин внезапно открылись глаза, что бедолага за мухой с топором гонялась. И Алла была великодушно прощена!

Любе глупая перебранка и беспочвенные претензии Соломатиной надоели, и она вмешалась в разговор.

– Да ну вас, Прасковья Петровна, что вы вдруг завелись? Вот я вчера купила на рынке десять рулонов туалетной бумаги по – дешевке. Оказался картон. Представляете, как нам теперь, сидя в туалете, неловко? А жаловаться некому.

В этот момент к третьему уроку пришел Семен. Соломатина нуждалась в поддержке «свежей головы», поэтому решила сыграть трагедию с новыми силами, теперь для Семена. Семен пыхтел, краснел, пытаясь вникнуть в суть проблемы. Вроде бы Алла Сергеевна права, но и Соломатину предавать нехорошо. Он был готов взять любой грех на свою душу, только бы замять скандал. Алле стало жаль его. Ну, что за мужчины пошли, какие-то беззубые? Улизнуть хотят от стресса, не понимая, что стресс в небольших количествах полезен для организма.

Обстановку, сама того не зная, разрядила ученица девятого класса Аня Гордеева. Она без стука заглянула в кабинет, выискивая глазами Сибирцева.

– Здрасьте, Семен Федорович! А секция сегодня будет?

Процедура эта повторялась ежедневно. К ней все привыкли.

– Будет, Аня, будет, – оживился Семен. Алла Сергеевна кивнула ему, когда ученица закрыла дверь:

– Слушайте, я вашу «приму» вчера на уроке успокоить не могла, рот не закрывает! Добро бы по – английски говорила, а то с Тропининым без конца любезничает… Умом не блещет, одни ноги, – прозвучало это не столько упреком в сторону Ани Гордеевой, сколько некоей отрицательной реакцией на происходившее две минуты назад.

– Сейчас не по умам, а по ногам женщин выбирают, – констатировал Семен.

– Тогда у нее проблем в жизни не будет, – Алла встала и, помахав рукой Любе, вышла из кабинета.

– У нас сегодня среда? – задумчиво спросила Люба, ни к кому конкретно не обращаясь.

– У нас тоже, – сострил Семен, потом оглянулся на Прасковью и тихонько прошептал, – вечером, как договорились?

– В случае, если буду жива. Звоните после шести! – Люба подошла к обиженной Соломатиной и заговорила с ней, как с маленькой:

– Где у нас таблеточки, Прасковья Петровна, в сумочке? Сейчас…сейчас примем что-нибудь от нервов, и все пройдет. Ей – богу, не надо на правду обижаться! Жить надо по правде: чего сам не желаешь, того и другому не твори. Вот водичка, запейте, отдохните на диване. Я вас подменю на следующем уроке, вы уж сегодня наработались…