Людмила Евграфова - Бабочки и хамелеоны

– Представляете, у меня дома появилась еще одна «недвижимость»! Мальчик сутками лежит на диване, интерес к жизни потерял, апатия у него. Видно, крепко сросся с ролью больного, и выходить из нее не собирается. Дом запущен… Господи, сил хватает только на работу и приготовление обедов, – она тяжко вздохнула, и добавила: – А его зарплаты на эти обеды давно не хватает. Инфляция! Когда Мальчик заведовал домашним хозяйством, я особо не переживала, что деньги обесцениваются. То грибы, то рыбалка, как-то выходили из положения. А теперь – трудновато. Разрываюсь между кухней и магазинами, о себе подумать некогда. Видите, похудела на нервной почве! – Прасковья грустно осмотрела свою пышную грудь.

Любе стало смешно. Она никогда всерьез не воспринимала жалобы Прасковьи.

– А вы чаще говорите мужу, что жизнь прекрасна и удивительна, несмотря на временные трудности! И он будет с радостью выполнять супружеские обязанности, – пошутила она.

– Какие там обязанности? – не поддалась на бодрый Любин тон Прасковья, – у Мальчика по мужской части полный дефолт, он очень хорошо понимает, что обуза для меня. – Соломатина сердито вздохнула. Она явно не собиралась идти в спортзал, к предоставленным самим себе детям. Шум за дверью усиливался. Из зала, вместе с радостными визгами и боевыми криками, донеслась знакомая песенка про капитана, но со странным текстом:

Капитан, капитан – расстегнитесь….

– Там ничего не случится? – поинтересовалась Люба.

– Не волнуйся, я знаю, когда можно, когда нет, – отмахнулась Соломатина.

Алла Сергеевна уже давно прислушивалась к тому, что творилось за дверью кабинета в спортзале. Ей вменили в обязанность следить за техникой безопасности вместо старого трудовика, которого хватало только на то, чтобы дойти до школы и кое – как отвести свои шесть часов в неделю. Держали его потому, что больше не найти было дурака, согласного работать с такой нагрузкой. Алла встала со стула.

– В зале шестой б? – озабоченно спросила она, – боюсь, что Саша Черепнин, гроза дворов и улиц, кого-нибудь с ног собьет, по стенке расплющит, или со снаряда столкнет! ЧП на уроке физкультуры в отсутствие учителя! Мне бы не хотелось осложнений в жизни! Прасковья Петровна, умоляю, идите, пожалуйста, на урок.

– Я в советчиках не нуждаюсь, – вдруг рассердилась Соломатина, и ушла, красная от досады и обиды. Из зала донеслось ее истеричное:

– Цыц, молчать! Упасть! Отжаться!

– Лихо ты ее на место поставила, – подмигнула подруге Люба.

– Не знаю…У нее, по – моему, «звездизм» начинается.

– Не «звездизм», а маразм, хотя одно другого не исключает. Ну, ладно, Бог ей судья, давай обсудим лучше: где и когда?

– Тайно от всех и опять у меня.

– Ты имеешь в виду начальство, или Прасковью?

– И то, и другое. Пусть наша внеурочная деятельность останется для них неразгаданной. Только как же супруга Николая Петровича, «недремлющее око»?

– С нею все в порядке. Она в Москве по служебным делам, так что Николай Петрович свободен.

– Тсс, – оглянулась на дверь Алла Сергеевна.

– Если Прасковья узнает, то напишет директору докладную, что я работать – больная, а отдыхать – здоровая, – засмеялась Люба.

– Так, может, отменим?

– Да ладно, со всеми договорились уже!

Прозвенел звонок с урока. Соломатина со свирепым лицом влетела в кабинет.

– Что, сердитесь на меня? – спросила Алла Сергеевна.

Соломатина пыхтела, как закипающий самовар, раздумывая, выплеснуть, или нет содержимое души на Аллу Сергеевну? Выплеснула:

– Алла Сергеевна, никогда не давайте мне советов! Я не контуженная! Вмешиваться в мою деятельность я ни вам, никому другому не позволю. Не забывайте, я заслуженный учитель, а вы меня как девочку отчитали.

– Прасковья Петровна, согласитесь, могла произойти трагедия.

– Это все выдумки ваши. Я не первый год работаю в школе, и не раз доверяла детям, не правда ли, Любовь Александровна?

– Но…

– И ничего не случалось. Вы просто ненавидите меня . Я это чувствую! Где у нас вода? – заволновалась Прасковья.

Алла Сергеевна изумленно посмотрела на нее. Воистину, если женщина хочет успокоиться, она устраивает скандал. На безалаберность можно досадовать, но ненавидеть – это уж слишком! Скорее, Алле было интересно, что такая Прасковья есть. Как говорится – тёти всякие нужны, тёти всякие важны! Какой типаж!

Порывшись в косметичке, Соломатина демонстративно сунула в рот таблетку. Увидев, что ухищрения ее не произвели на присутствующих никакого впечатления, она вновь обратилась к Алле: