Юрий Денисов - Каинова печать

Мы вошли; Боголепов поднялся и сдержанно кивнул; судмедэксперт обернулся и принялся изучающее рассматривать меня, как некий любопытный и неведомый науке вид жизни; пожилой суетливо выбросил сигарету в окно и шагнул мне навстречу, протягивая руку (предварительно вытерев её о штанину):

– Кузьмин… Олег Дмитриевич… э-э-э… участковый. Это судмедэксперт Зубарев, это понятые, господина Боголепова вы знаете…

Я как-то неуместно, машинально улыбнулся. Вообще дальше за меня будто говорил и действовал кто-то другой, а я наблюдал за происходящим со стороны, бесконечно дивясь на самого себя, хотя в моих реакциях не было ничего удивительного. Но изумление и шок вызывало то, что всё это вообще происходит.

Я осмотрелся повнимательнее и увидел, что в гостиной находятся ещё два человека: пожилая женщина в очках и парень-подросток. Он был ко всему равнодушен и, похоже, нервно дожидался, когда можно будет слинять. Она смотрела с сочувствием. При виде них у меня почва ушла из-под ног.

– Ну что, – услышал я свой голос откуда-то издалека. – Где он?

Слуги закона переглянулись.

– Идёмте!

Мы направились к выходу на заднюю террасу. Передо мной вышли Олег Дмитриевич и Соболев, из-за широкой спины последнего мне ничего не было видно, а потом он отошёл в строну и…

И я увидел .

Вернее, мои глаза увидели. Но мой мозг, весь организм, сердце и душа им не поверили.

Приложив руку к губам, я сошёл по ступенькам и сделал два неуверенных шага по скользкой упругой траве. Но ближе я подойти не мог; ноги словно вросли в землю.

– Господи, – прошептал я, содрогнувшись.

– Батюшки святы, спаси и сохрани, – пожилая женщина со страхом в глазах (но не в силах оторвать взгляд) перекрестилась.

– На чём это он? – спросил Олег Дмитриевич.

– На чулках, – буркнул Зубарев. – Женских. Ор-ригинальный вы человек, Сергей Юрьевич.

Я зачем-то сказал:

– Я знал, что женщины не доведут его до добра.

Я попятился, резко развернулся и поспешил в дом. Все испуганно расступились. Добрёл на ослабевших ногах до ближайшего кресла и рухнул в него. Меня начало колотить.

Перед глазами стояла эта жуткая картина…

Все встревоженно обступили меня.

– Ну, ну, успокойтесь – положил мне руку на плечо Кузьмин. Он налил в стакан из графина. – Вот, выпейте воды.

Я пытался, но никак не мог унять дрожь в руках. Половина выплеснулась на брюки. Зубы стучали о стекло.

– Нужно подписать протокол опознания, – мягко напомнил Олег Дмитриевич.

– Что вы… – поднял я на него глаза. – Понимаете, это… это не он!

– Как не он! – опешил Олег Дмитриевич. – То есть… как…

– Да что мы здесь, шутки шутим, что ли? – возмутился судмедэксперт. – Вы думаете, это программа «Розыгрыш»?

– Да его узнать нельзя!

– Ну, ещё бы! – фыркнул Зубарев.

– Это… всегда так?

– А как же! Это один из самых, я бы сказал, неэстетичных способов умереть. И довольно мучительный.

Олег Дмитриевич смущённо кашлянул.

Эскулап продолжал:

– В момент смерти резко расслабляются все мышцы, сфинктеры в том числе. Организм исторгает кал, мочу и сперму… – он лениво зевнул. – Ну так что, будете подписывать или ещё раз хотите взглянуть?

– Не хочу я ещё раз на это смотреть! Давайте!

– Сами понимаете. – сказал извиняющимся тоном Олег Дмитриевич, подавая мне протокол. – Мы сейчас нигде не можем отыскать его жену. Да и лучше ей на это не смотреть.

– Вика! – с ужасом вспомнил я. – Она же ещё не знает! Что с ней будет, когда ей сообщат? Она просто не поверит…

Зубарев усмехнулся:

– Да уж придётся поверить!

Я закрыл лицо руками:

– Бред какой-то… ему же только тридцать три исполнилось…

– Ещё бы не бред! И посмертная записка тоже отдаёт бредом.

– Записка?

Олег Дмитриевич достал из чемоданчика листок бумаги в полиэтиленовом пакетике и передал мне. Поперёк кривыми, растянутыми каракулями без знаков препинания было нацарапано:

Достоевский всю жизнь мучился а что если Бога нет меня мучает ужасная уверенность что он есть я ненавижу его не за то что он позволяет кому то умирать а за то что он позволяет кому то рождаться

Я читал, и сердце сжималось с болью.

– Что всё это означает? – поражённо спросил я, обводя взглядом окружающих.

– Да мы сами вообще-то хотели бы знать.

– Но… как ему могло всё это прийти в голову?

– Обычная суицидальная депрессия. Такое ведь нельзя совершить в нормальном состоянии, ну и, следовательно, написать… вообще-то это вполне в его стиле.