Андрей Русев - В поисках компромата. Исторический детектив

– Чтобы осталась упоминание об интимной стороне ее жизни.

– То есть о ее бисексуальности, если я правильно вас понял.

– Именно.

– А это как-то связано с ее творчеством или романом с Троцким?

– Но ведь это правда.

– Правда и то, что человеческий организм выводит продукты своей жизнедеятельности. Но описывать этот процесс как-то мерзко, если это не сугубо медицинский текст.

– Но вы же не будете отрицать гей-парады, которые, пусть пока не у нас, но проходят по всему миру?

– Замечу, что парад – это торжественное шествие. А там – просто демонстрация своей сексуальной ориентации, причем в форме карнавала. Что же касаемо геев – это как бы good as you 8 8 хороший, как ты , да? Так вот мне это напоминает раннесоветские имена, типа Даздраперма, то есть Даздравствует Первое мая. А главное – вы не поверите! – Педераст от «передовое дело радует Сталина».

– Вы гомофоб? – с улыбкой спросил Алексей Николаевич.

– Я филолог, сиречь любящий слово. По сему весьма серьезно отношусь ко всяким терминам. Поясню. Фобия – это немотивированный и неконтролируемый страх, а гомо – себе подобный. Иными словами, гомосексуалист испытывает половое влечение к себе подобным. Гомофоб, соответственно, страх к себе подобными, а это абсолютный бред. Я же испытываю отвращение ко всяким извращенцам. Поэтому могу предложить новый термин – мизосадомит, по типу мизантропа.

– Как-то это не толерантно.

– Толерантность – это болезнь. Точнее неспособность организма ей сопротивляться. А поскольку я сопротивляюсь, я, естественно, не толерантен. И не политкорректен. Для меня, например, негры остаются неграми, будь они хоть в Африке, хоть в Америке.

– Ну, это уж прямо расизм, – вновь улыбнулся посетитель.

– Отнюдь! Это всего лишь отсыл к расовой принадлежности. Даже если я буду утверждать, – а это абсолютная правда – что мне нравятся женщины европейского типа, точнее даже славянского, это не может рассматриваться как расизм, а всего лишь как бессознательное фенотипическое предпочтение. И то, что где-то неграм не нравится, что их так называют, никак не отменяет существования негроидной расы. Кстати, знаете как по-исландки будет немец? Сиска! И никто в Германии, которую во многих славянских странах величают на разный лад Неметчиной, от этого не падает в обморок.

– У вас весьма любопытные взгляды, но…

– …вернемся к нашим баранам, – вставил Протасов.

– Именно. Думаю, ваш главный не очень обрадуется, если мы с вами не сможем прийти к консенсусу. Поэтому предлагаю компромисс: вы напишите отрицательный отзыв. От себя или от редакции. Скандал – это тоже хорошая реклама. А мы, в свою очередь, лично вас отблагодарим.

Протасов задумался.

– Я бы предложил другой вариант, – наконец ответил он. – Оставим все как есть, а в следующем номере, как раз к открытию вашей выставки, мы опубликуем почти детективную историю об одной неизвестной картине Кало. И, поверьте, это вызовет к вашему мероприятию больший интерес, чем скандал.

– Хорошо. Вы меня убедили, – быстро согласился гость и, попрощавшись, вышел.

С минуту Протасов сидел неподвижно, а потом неожиданно хлопнул ладонями по столу.

– Так, мне явно нужен глоток никотина. Вы курите?

– Пытаюсь бросить. Но не в этот раз.

Они вышли во дворик. Стояла нереальная тишина для центра Москвы.

– Вот раньше были шестидесятники, – сказал Протасов, закуривая, – романтики забрезжившей свободы, потом семидесяхнутые – отстраненные что ли, а теперь вот восьмидерасты, чье кредо – лесть, угрозы и подкуп. При полном отсутствии морали. И все в обертке показного лоска в сочетании с поверхностными знаниями. Зато считающими себя мастерами пиара, асами, можно сказать. Стало быть, и называть их нужно пиарасы.

В ответ на этот монолог Николай только ухмыльнулся.

Публикация в «Русском глашатае» может и не стала сенсацией, но интерес вызвала большой.

Из статьи Протасова:

Бурный роман Льва Давидовича и Магдалены Кармен Фриды Кало и Кальдерон закончился скандалом и чета Троцких вынуждена была найти себе новое жилье, которое по стечению обстоятельств оказалось на соседней улице. <���…>

Надо заметить, что при переезде Троцкий не взял с собой картину, подаренную ему Фридой. На ней она изобразила себя стоящей в полный рост между двумя шторами. В руках она держит листок с весьма красноречивым текстом: «Я посвящаю эту картину Льву Троцкому, со всей моей любовью, 7 ноября 1937 года. Фрида Кало, Сан-Анхель, Мехико». Говорят, что оставить картину настояла жена Троцкого, Наталья Седова. Как знать? Однако, как выяснилось позже, одно полотно Фриды Лев Давидович все же захватил. <���…>