Татьяна Бочарова - Детектив в Новый год

За Чубатюком в комнату вошли Фризе и Пафнутий. У обоих вид был слегка пришибленный. Вадим пожал им руки, осведомился о самочувствии.

– Ихь данке инэн… – церемонно ответил немец. – Копфшмэрцэн… Голова болель, но прошель.

Пафнутий поскреб затылок.

– М-да… Было оно что такое? Яд, не яд?

– Можно сказать, сонное зелье. – Барченко вынул из нагрудного кармашка дротик и провел пальцем по острию. – Помните? «Тогда по жилам пробежит твоим мертвящий хладный сон; обычное движенье пульс прекратит свое и перестанет биться: ни теплоты не будет, ни дыханья…»

– «Ничто не обличит, что ты живешь», – закончил Вадим классическую цитату. – Лоренцо дал Джульетте снадобье, и она как будто умерла… Это же выдумка!

– Отчасти да. Но ведомо ли вам, что существуют растительные вещества, которые воистину способны производить эффект, описанный Шекспиром? Их пользуют некоторые дикие племена, дабы не убивать, а на краткий срок усыплять животных, коих они впоследствии приручают. В нашем ведомственном отделе токсинов, каковым руководит профессор Казаков, удалось извлечь подобное вещество из обыкновенной белены. В точно подобранных дозах оно почти мгновенно повергает человека в сон.

– Вот наждачка австралийская! – подивился Макар. – До чего наука дошла… чтоб мне вены ложкой вскрыть!

– Фантастиш! – поддакнул доктор. – Могу я получайт формула этот средств?

– Все-то вы торопитесь, герр Фризе, – упрекнул коллегу Барченко. – Когда благословят вас вышестоящие инстанции на работу в лаборатории, тогда и получите. А пока скажите спасибо, что охрана вас в лесу не бросила. Отогреетесь, ночку скоротаете, а утром – нах хаузе… так у вас рекут? Дальше сего крыла, – он обвел трубкой вокруг себя, – я вас пустить не имею права. В смежном корпусе уже аппаратуру монтируют.

– А в зале нижнем что завывало такое? – вспомнил свои недавние страхи Пафнутий. – И мигало…

– Сигнализация. Свет, звук – все чин по чину. Куда ж без нее? Вообразите, сколько тайных разработок в оном каменном ларце храниться будет!

– Не доверяете вы нам, Александр Васильевич, – с горечью заметил Вадим. – Архаровцами себя окружили, а мы, ваш преданный коллектив, побоку…

– Всему свое время, Вадим Сергеевич, – оборвал его шеф. – Всяк сверчок знай свои должностные обязанности. – Он вдруг подобрел, суровые морщины на лице разгладились. – Знаете… за то, что вы супротив моего веления пошли, я вас не виню. День сегодня такой… особенный. Макар Пантелеевич, не сочтите за труд… Там, за дверью, портфельчик мой. Принесите сюда, будьте любезны.

Макар, следуя его собственному выражению, метнулся кабанчиком и выполнил просьбу. Александр Васильевич достал из портфельчика литровую бутыль туркестанской кизиловой бормотухи. У Пафнутия разгорелись глаза.

– По стаканчику дозволите?

– Перун с вами! – Барченко отставил бутыль подальше. – Это для спецотрядовцев. Я их в Москву отпущу, пусть отдыхают. А нам – другое.

Из того же портфельчика явилось миру шампанское «Парадиз». Этикетка на темном стекле свидетельствовала, что произведено оно в махровом 1910 году.

– Сан Силич! – изумился Макар. – Где вы эту древность откопали?

– Сберег, – скромно ответствовал шеф. – С незапамятной эпохи… Ждал повода, мечтал о хорошей компании. Мечты сбываются!

– Так вот для чего вы не дали нам в город вернуться! – догадался Вадим. – Не собирались вы за нами никаких егерей присылать. Ушли, а потом «у-га» стали кричать, подманивать…

Шеф посмотрел на него, как на душевнобольного, и насупил брови.

– Вадим Сергеевич, вы не захворали? Дайте-ка лоб пощупаю… Жара нет. Что за белиберда? Я не чадо малое, чтобы агукать. Не обижайтесь, но это вам с испугу пригрезилось.

– Но мы все слышали!

– Довольно. Открывайте шампанское, Макар Пантелеевич. А я пойду охранников спроважу.

Через полчаса они уже пировали, разлив драгоценный «Парадиз» по нашедшимся в усадьбе мятым кружкам. Чубатюк приволок из подвала длинную скамью, на ней и расселись. Шеф произнес прочувствованный спич, сознался, что в детстве обожал Рождество, особенно душистую елку, увешанную грецкими орехами в золотой фольге, стеклянными шариками и обмотанную бумажными ленточками из цветной бумаги.

– Сейчас все иначе, – понурился он, глядя, как лопаются пузырьки на дне кружки. – Я люблю коммунизм, но иной раз, знаете ли, хочется как раньше… Чтобы взял хлопушку и – ба-бах! – а в ней колпачок клоунский. Его на голову надеваешь, и сразу весело!