Николай Зорин - Ловушка памяти

Почему я не рассказала никому? Почему не рассказала Димке? Ему тогда можно было рассказать – он еще не понимал, что убивать ему нравится, несчастные случаи ведь были только для моего спасения, не ради убийства. Понимание пришло к нему позже, когда он подслушал… когда он украл… Я хотела сказать именно ему, но почему-то не сказала.

И потом не сказала, когда дядя Толя… когда я узнала, в чем состоит моя роль. А состояла она в том, чтобы выкрасть разработки отца из компьютера, а потом… потом его убить. Я отказалась. Видно, он меня недостаточно обработал. Да и можно ли человека до такой степени обработать? И тогда дядя Толя дал мне прослушать кассету, где я под гипнозом рассказываю о… несчастных случаях. И предложил выбрать. Выбирать мне нужно было между папой и Димкой.

Сейчас-то мне ясно, что никакие мои откровения доказательством в суде являться не могли бы, а тогда… Тринадцатилетний ребенок, конечно, таких тонкостей понять не был способен, я испугалась, смертельно испугалась. Я не знала, что мне делать, – я не могла убить отца, я никого не могла бы убить, а папу…

Надо было рассказать Димке, вместе мы бы, может быть, нашли выход. Надо было рассказать папе, он объяснил бы мне… Нет, нет, нет, папе нельзя было рассказывать, нельзя было выдавать брата. Мне казалось, выхода нет, мне казалось, выходом для меня может быть только самоубийство – благодаря дяде Толе я знала множество способов.

Я молчала и мучилась, молчала и мучилась до тех пор, пока Димка сам со мной не заговорил. Но тогда уже было поздно, он узнал то, что знать ему ни в коем случае было нельзя. Он опять подоспел вовремя, к несчастью для нас всех, мой расторопный брат. Оказался в нужную для него минуту в нужном месте – сумел подслушать разговор дяди Толи и папы, а я все проспала. Дядя Толя пришел к нам домой поздним вечером – наверное, решил в последний раз повлиять на отца, постараться уговорить его по-хорошему. Возможно, ему самому не хотелось убийства.

Они были слишком беспечны, эти два профессора смерти, дядя Толя и папа, им почему-то и в голову не пришло, что их могут подслушать. Они сидели и разговаривали в папином кабинете, довольно громко. А Димка, пронырливый Димка, настороженный моим новым отдалением Димка, стоял, приникнув к двери, и впитывал, вбирал в себя их методику о молекуле смерти. Заинтересовала она его так, как ничто еще не заинтересовывало в жизни, кроме меня, он влюбился в нее сразу, с первого взгляда, вернее, звука, хоть тогда многого не понял. А уж потом он выкрал из компьютера отца все его разработки. Но совсем не для того, чтобы отдать их дяде Толе – чтобы в дальнейшем воспользоваться ими самому.

Утром, как только за папой закрылась дверь, Димка меня разбудил, осторожно коснувшись лица рукой, чтобы не напугать. И напугал до полусмерти своим сумасшедшим взглядом – он не спал всю ночь, всю ночь думал, осмысливал услышанный разговор.

– Что с тобой, Димка? – Я резко села на кровати.

– Динка, я такое узнал! Все не мог дождаться утра, чтобы тебе рассказать. Даже хотел тебя ночью разбудить, но ты так крепко спала…

И он поведал мне о молекуле смерти. Я никак не могла понять, чему же он так радуется, и сказала ему об этом, а он рассердился.

– Ну как же ты не можешь понять?! Наш отец гений! Он сделал совершенно гениальное открытие! А дядя Толя…

– Дядя Толя – убийца. Дядя Толя – самая последняя скотина. Дядя Толя… Он же настоящий садист! – прорвало наконец меня. – Дядя Толя… Знаешь, что он сделал со мной? Не знаешь?

– Что? – Димка тут же ужасно встревожился.

– Он выпытал у меня под гипнозом… В общем, я все ему рассказала, а он записал на кассету.

– Рассказала? Что ты ему рассказала?

– Все! Про маму и Юлю. А он записал. И теперь… – Я рухнула лицом в подушку, закрыла голову руками и разрыдалась.

– Что, что теперь? – Димка попытался оторвать меня от подушки, но я не давалась, вцепилась в нее намертво. – Динка, ну-ка повернись ко мне и расскажи подробно. Динка! Ну, не плачь, не плачь! Динка!

– Он хо-чет, чтобы я убила па-пу, – провыла я сквозь подушку.

– Что?! Да повернись ты ко мне, черт возьми!

Я оторвалась от подушки, села и, не поворачиваясь лицом к Димке, все ему рассказала.

– И… что? – спросил Димка мертвым голосом, таким же мертвым, как у того самоубийцы с кассеты. – Ты согласилась?

– Он сказал, что иначе отнесет запись с моим рассказом о… ну, о Юле и маме… в милицию.

– И ты согласилась? Согласилась убить отца? – Димка вцепился в мое плечо – намертво, как я раньше в подушку. – Ты согласилась?