Сергей Михайлов - Далёкие огни, или В ад и обратно

Пётр мотнул головой.

– Завязал, дед, завязал подчистую. Так, за компашку с доктором грамм по сто, бывает, вечерком тяпнем, для поддержания беседы, а так чтобы напиться – ни-ни. Да и не тянет что-то.

– Одобряю. Не нужна тебе, Петенька, эта зараза. Жизнь у тебя вся ещё впереди, сейчас сгубишь, потом поздно будет на попятный идти… А доктора нашего крепко держись, сынок, он мужик что надо. Редкой души человек. Один он, понимаешь, один на всём белом свете, не на кого тепло своё излить, вот он к тебе и приклеился. Смотри, не оттолкни его.

– А отчего ж он один?

Дед Евсей на минуту задумался, закурил папиросу.

– Была у него жена, – сказал он, – да года три назад умотала в Тверь с каким-то офицеришкой. Вот с тех пор он один и кантуется. И, заметь, никогда ни на что не жалуется. Оптимист, каких ещё поискать.

– Да, – согласился Пётр, – оптимизма у него не отнять, это ты верно, дед, подметил.

– А я всегда всё верно подмечаю, – рассмеялся старик.

Ровно в двенадцать открыли шампанское. Полковник Коля провозгласил тост за крепкую мужскую дружбу и выпил с доктором на брудершафт.

Вновь заиграла гармошка, несколько бродяг пустились в пляс.

Доктор, прищурившись, с улыбкой смотрел на всё это веселье.

– Слышь, мужик, – толкнул он локтем Петра, – а ведь есть во всём этом что-то эдакое… Есть ведь, а?

– Есть – в чём? – не понял тот.

– Ну, как тебе сказать… В том, – он обвёл рукой круг ликующих бродяг, – чтобы… чтобы давать, наверное. И видеть, что это нужно людям.

– Есть, – кивнул Пётр. – Так уж человек устроен: любит давать, даже если не всегда это осознаёт.

– О, да ты философ! – рассмеялся доктор. – А давай-ка мы с тобой ещё по одной тяпнем. Сегодня можно.

– Давай. За что будем пить?

– А вот за это за самое. За то, чтобы уметь давать людям то, что им действительно нужно. А ещё за этих бедолаг, выброшенных на обочину жизни. И за нас самих – ведь мы немногим от них отличаемся.

Они звонко чокнулись и выпили.

Около трёх часов ночи на шоссе, метрах в трёхстах от костра, где кутили бродяги, остановилась легковушка. Из неё вывалились пятеро крепких парней и пристроились у дороги справить малую нужду. Краем глаза Пётр видел их, но поначалу не придал этому факту значения.

Парни же, посовещавшись, направились к «бомжеубежищу». Вторично Пётр заметил их, когда они были уже метрах в ста от костра. У одного из них он заметил монтировку. Холодок пробежал у него по спине.

– У нас гости, – толкнул он доктора и кивнул в сторону парней.

– А? Что? – завертел головой тот, пока не наткнулся взглядом на вновь прибывших.

Парни остановились метрах в тридцати от костра. Все они были в изрядном подпитии.

– Эй, рвань подзаборная! – крикнул один из них, оказавшийся долговязым бритоголовым верзилой. – Какого хрена вы здесь балаган устроили?

Доктор поднялся и шагнул им навстречу.

– Идите, ребята, своей дорогой. Мы вас не трогаем, и вы к нам не лезьте. Не мешайте людям Новый год справлять.

– Ха! Люди! – сплюнул сквозь зубы верзила. – Дерьмо вы, мать вашу, а не люди. Сворачивайте манатки и канайте отсюда, пока рёбра вам не переломали. Живо!

– Это кто дерьмо? – зарычал полковник Коля. – Это я дерьмо?!

– И ты, и все эти псы вонючие, – зло проговорил верзила.

Наступила гробовая тишина. Полковник Коля набычился и весь сразу как-то посерьёзнел.

– Слушай, ты, бритоголовый, – медленно процедил он сквозь зубы, – если ты позволишь себе ещё хотя бы одну гадость в адрес моих друзей, я тебя уроню.

– Ага, уронил один такой, – заржал верзила, – до сих пор кровью харкает.

Перекинувшись между собой парой слов, парни вновь двинулись к костру.

На их пути оказался доктор.

– Погодите, ребята, давайте по-хорошему, – попытался урезонить он их. – Тихо-мирно разойдёмся в разные стороны и забудем этот печальный инцидент.

Сильный удар в лицо свалил его с ног. Доктор тяжело рухнул в снег. Пётр было рванул ему на помощь, но его опередил полковник.

– Ах ты мразь!.. – прорычал он и кинулся на верзилу, но мощный удар в пах свалил и его. Полковник грузно осел и завыл от боли.

– М-м-м… Ну всё, хана вам, подонки… – прошипел он, корчась на снегу и хватая ртом воздух.

Кое-кто из бомжей бросился врассыпную, остальные же сгрудились плотной группой и отступать, видимо, не собирались.

Верзила присвистнул.

– Глянь-ка, Гудзон, – кивнул он своему дружку, тому, что с монтировкой. – а эти псы, кажись, на серьёзные проблемы нарываются.