Николай Гуданец - Бомбардировщик для бедняков

– Вообще в Риге талантливых людей много, таких, которым Пугачев не годится и в подметки, – кисло говорит Юрий. – Но русскому художнику в ней делать нечего. Понимаете, для России это провинция. Глухомань, закись азота. Я вот уезжать хочу из Риги ко всем чертям.

– В Москву?

– Да нет, там квартиры бешеных денег стоят, по сравнению с Ригой, в десять раз дороже. Уж куда получится. А в Риге я теперь – никто, кандидат в бомжи.

– Как так? – удивляюсь я.

И Юрий начинает рассказывать мне во всех подробностях историю о том, как он десять лет назад обменялся на Ригу с большой доплатой, выменял отличную трехкомнатную квартиру в Томске на конуру с печным отоплением в деревянном доме. Думал меняться дальше, копил деньги, а тут пошла инфляция, от денег остался пшик с маслом. Потом Латвия стала независимой, по новым законам дом перешел в собственность наследникам довоенного хозяина. Сами владельцы живут в Австралии, а своей полусгнившей развалюхой в Московском форштадте управляют через жуликоватого хама с генеральной доверенностью.

– В общем, даже эта халабуда теперь мне не принадлежит, – заключает он. – У меня есть договор на аренду квартиры, сроком семь лет, больше половины уже прошло, а там я могу убираться на все четыре стороны. Свинство это, понимаете?

– Конечно, я вас понимаю.

Остаток времени до Риги мы коротаем в разговорах о большой политике, исконное русское занятие. Хусейн, Клинтон, Моника Левински, косовские албанцы и так далее. Наконец за окном появляются панельные пятиэтажки рижской восточной окраины, Кенгарагса.

Прежде, чем собрать вещи, Юрий пишет для меня на бумажке свой телефон и приглашает заходить на чаек, если будет время. У меня припасены визитные карточки с предельно лаконичным текстом: «Владимир Ломейко, журналист». На одной из них я записываю номер московского пейджера и объясняю, что по нему со мной гораздо проще связаться, чем по редакционному и домашнему телефонам.

Из вагона мы с Юрием выходим вместе, на перроне меня встречает старый знакомец, Олег Чернышев.

Официально, в качестве прикрытия Чернышев руководит общественной организацией, которая называется «Ассоциация Русской культуры». Впрочем, счесть его штатским гуманитарием способен разве что слепой, поскольку осанка у него такая, словно сквозь плечи кашемирового пальто проступают полковничьи погоны. Содержит его Ассоциацию один из крупнейших нефтяных воротил Риги, Соловьев. Он выходец из партаппарата, дальновидно не поладивший с Рубиксом, бывшим главой латвийского ЦК, ныне пожизненным политическим заключенным.

– С праздничком прошедшим, – говорю я ему, имея в виду День Красной Армии.

– Спасибо, – отвечает Чернышев, вроде не уловив моих иронических ассоциаций. – А, Юра, привет.

Оказывается, они знакомы. Юрий здоровается, и по легкой перемене в выражении его глаз я улавливаю, что он сразу понял, с каким таким журналистом калякал в купе.

Откровенно говоря, сейчас я предпочел бы работать в контакте с ГРУ, а не СВР. До сих пор неизвестно, кто и на каком уровне допустил утечку сведений о подготовке Пасхального путча, но скорей всего, в Ясеневе завелся высокопоставленный «крот». Ну да ладно, авось Бог не выдаст, свинья не съест.

Юрий откланивается и ныряет в переход, ведущий на улицу Дзирнаву.

– Откуда ты с ним знаком? – спрашивает Чернышев.

– В одном купе ехали, вот и познакомились. Неглупый парень. Из твоих?

– Из нештатных.

– Он рассказывал, у него с квартирой серьезные проблемы, – говорю я.

– А, у кого нынче проблем нет, – машет рукой Чернышев.

С нештатниками никто в конторе нянчиться не желает. Поставляешь информацию, что ж, молодец, а если угораздил в переплет, не жалуйся, никто соломку не подстелет. Откровенно говоря, и к штатным сотрудникам отношение немногим лучше.

Мы выходим на Привокзальную площадь, идем наискосок в сторону прямоугольной башни с электронными часами, где Чернышев припарковал свой серый «Вольво».

Обнаруживается, что средь Привокзальной площади, слева от стоянки такси, выстроили совершенно идиотский закусочный шалман, украшенный фирменными знаками компании «Пепси-кола» и пивзавода «Алдарис». Кричащее пластиково-стеклянное сооружение с красной крышей выглядит кляксой агрессивного кича на фоне благообразной, типично рижской архитектуры.

Вдалеке, в хмуром небе, над крышами белой искоркой вспыхивает чайка. Шагая следом за Чернышевым, слежу, как птица описывает плавный вираж, огибая перевернутую барокальную рюмочку колокольни Домского собора. А над зданием Оперы высится строительный кран с флагом AEG. Он торчал там еще во времена моей предыдущей поездки в Латвию.