– Чего уставился? – холодно, но без враждебности осведомилась она, не поворачивая головы. – Мать моя бывала у Изольды по два раза в неделю, не меньше. И никому об этом ни словом не обмолвилась.
Савельев молча переваривал эту новость.
– Понимаешь, что это значит? Что ей, глупой корове, Изольда открыла двери. А мне – нет!
– Твоя мать не глупая корова.
Женька отмахнулась.
– Она самая! Чем она могла так заинтересовать старуху, объясни мне! Можешь? Вот то-то же. И я не могу.
– А спросить не пробовала?
– Бесполезно. Из нее ничего не выжмешь, если она сама не захочет рассказать.
За несколько дней проживания в Литвиновке Илюшин отпустил щетину и приспособился носить толстые шерстяные свитера с горлом.
– Ты похож на неудачную заготовку Хэмингуэя, – констатировал Сергей, войдя в комнату. – Скоро совсем опростишься. Начнешь сморкаться в два пальца, драться с соседями и запивать водку самогоном.
– Звучит заманчиво! – Макар поднял воротник свитера до самого подбородка и отсел от окна, в которое колотился набирающий силу ветер. – Ладно, ближе к делу.
Бабкин расположился за столом и открыл блокнот.
– С кого начинать?
– Давай с деда.
– Савельев Прохор Петрович, – зачитал Сергей. – Погоняло – Тульский Зодчий. Год рождения – тысяча девятьсот тридцать пятый. Профессия – писатель. Это все ты и без меня знаешь.
– Писатель-почвенник, – уточнил Макар. – И не погоняло, а творческий псевдоним. Кстати, почему Тульский?
– Потому что родился в Туле. Молодец мужик, выжал из этого непримечательного факта все, что только можно. Хотя с двадцати лет жил в Москве, а в конце девяностых прочно обосновался в Литвиновке. Ты читал его прозу?
– Не осилил. Пробовал, но не смог. Все мой хороший литературный вкус, черт бы его побрал.
– Графомания?
Макар скорчил сложную физиономию.
– Видишь ли, Савельев – чистой воды конъюнктурщик. Он всегда знал, о чем нужно писать. Родные просторы, морщинистые лица стариков, озимые… В общем, восходы с закатами и прочее полесье. Подсолнухи колосятся, родники бьют из сердца матушки-земли… Все по Ильфу и Петрову: рассупонилось солнышко, расталдыкнуло свои лучики по белу светушку. При этом я не сказал бы, что Савельев – полная бездарность. Вовсе нет. И это самое печальное.
– Почему?
Макар ненадолго задумался.
– Есть писатели-предприниматели. Они, собственно, и не писатели в классическом смысле слова. Это люди, которые понимают, как с помощью букв можно заработать. И зарабатывают! Они энергичны, находчивы, могут обладать большим обаянием, которое тоже, между прочим, успешно конвертируют в гонорар. Много выступают и вообще стараются торговать лицом. Понимают: чем больше светишься, тем выше продажи. У них чутье на востребованные темы и запросы общества. Скажем, богатая почва для них – патриотизм. Или наоборот: трагические песни о деградации нынешнего общества. Для них, в принципе, нет никакой разницы, о чем писать, но один раз оседлав лошадь, перепрыгивать на другую не слишком удобно, да и читатель может попасться памятливый. Талант у них один, и к литературе он не имеет отношения. Зато бизнесмены они отличные.
– Хочешь сказать, Савельев не из их числа?
– Он-то как раз настоящий писатель, и потенциально – очень неплохой. Я нашел старые журналы с его ранними вещами. Они наивны, конечно… Но в них что-то есть. Какая-то искра. Они запоминаются. Но Савельев, видимо, рассудил, что если писать как хочется, ни денег, ни славы это не принесет. И стал писать так, как надо. Нашел востребованную тему и принялся без устали вспахивать эту делянку. Деревенская проза, историко-патриотические экскурсы… Сразу у него все заработало: публикации, Союз писателей, а там и свои сборники пошли. Легенда о тульском самородке выстрелила в нужный момент. Савельев объявил, что он певец родной земли – и пел как соловей. На радио много выступал, читал свои тексты. Даже передача была: «Час Тульского Зодчего».
– Час? – ужаснулся Бабкин.
– Шла двадцать пять минут.
Оба рассмеялись.
– Прохор успел вскочить в последний вагон, – сказал Илюшин. – Лет через десять все эти деревенские славословия уже никого не интересовали. Но тогда он снял сливки со своей популярности. Не удивлюсь, кстати, если б его патриотические рассказы о воспитании молодежи включили в школьные учебники. Они такие… правильные. Не придерешься! Но кем Прохор никогда не был, так это дураком. Он отлично понимал, что вся его писательская слава – пшик. Где-то есть настоящий табель о рангах, и в этом табеле Прохор Савельев никто.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу