Глеб Голубев - След Золотого Оленя. Повесть

— Н-да-с, — с горечью говорю я. — Амазонка. Сарматка.

Савосин начинает осматривать посуду. Я осторожно беру в руки зеркало, бережно очищаю. Задняя сторона его сплошь покрыта правильным геометрическим узором, напоминающим изображение цветущего подсолнечника. Это уже искусство иное, чем скифский стиль. Точнее, перед нами предметы, свидетельствующие как раз о переходе от скифской уже к другой культуре: геометрический орнамент еще сочетается с изображением забавной зверушки на конце рукояти зеркала.

— Это зеркало? — удивляется Тося. — Как же в него смотрелись?

Действительно, ржавчина так изъела бронзу, что зеркало стало похоже, пожалуй, на сковородку. Но когда-то оно было отполировано и начищено до блеска, отражая красоту мира и своей хозяйки. Такое зеркало у скифов и сарматов стремилась приобрести каждая женщина и гордилась им, как мужчины — мечами или стрелами. Самые затейливые и нарядные зеркала — позолоченные, украшенные фигурками зверей, заказывали у греческих мастеров.

Но это зеркальце, что взяла с собой в загробные странствия воинственная амазонка, сделал, по-видимому, не греческий торевт, а какой-то местный мастер. Свидетельством тому и предельно простая его форма, и звериная фигурка, венчающая ручку.

Зеркало пробито почти в самом центре, и явно не случайно. Тоже подтверждение, что оно принадлежало сарматке. Был у этого народа такой обычай. Сарматы считали, будто зеркало отражает не только лицо, но и душу человека. И когда владелица зеркала умерла, в нем пробили дырку, чтобы освободить ее душу и дать ей возможность беспрепятственно отправиться в мир теней.

На посуде тот же строгий орнамент. И меч совсем иной, чем обычные скифские акинаки [11] Акинак — короткий режуще-колющий меч, похожий на кинжал; форму их, как и название, скифы переняли у персов во время походов в Малую Азию. . Он гораздо длиннее, рубящий. Именно такие мечи в сочетании с длинными и такими тяжелыми копьями, что при атаке их приходилось держать обеими руками, и помогли сарматам побеждать легковооруженную скифскую конницу.

— Несомненно, сарматское, — как бы подводя неутешительный итог, произносит Савосин, вставая и хлопая в ладоши, чтобы стряхнуть грязь. — Зеркало типично прохоровское.

— И наконечники стрел поволжско-уральского типа, — подхватил Андрей Осипович. — Прикиньте, насколько легче скифских.

Да, сомнений не оставалось: мы раскопали погребение какой-то воинственной сарматки.

Как я уже упоминал, сарматы жили по соседству со скифами в степях за Доном и походили на них многими обычаями. Постепенно они стали вторгаться в скифские земли, сначала посылая небольшие отряды разведчиков, потом двинувшись лавиной тяжеловооруженной конницы. Оружие у сарматов было лучше, они начали теснить скифов все дальше на юг и запад, пока ко второму веку до нашей эры не овладели почти всей степью.

Но раскопанное нами погребение гораздо более раннее. Оказывается, уже тогда отдельные отряды сарматов проникали так далеко на запад!

И погребение, видимо, потому не ограбили, что пришельцы находились тут довольно длительное время. Грабителям, которые обычно были из какого-нибудь чужого племени, обитавшего по соседству, никак не удавалось проникнуть к кургану.

Среди воинов у сарматов было немало женщин — по данным раскопок, пожалуй, пятая часть. О них и рассказывал Геродот, как о бесстрашных воительницах-амазонках. Могилу одной из них мы и раскопали. Но как далеко очутилась амазонка от родных донских степей!

— Как думаешь, какого века погребение? — спросил я у Савосина. — По-моему, не ранее начала третьего до нашей эры.

— Пожалуй. Наконечники и посуда очень похожи на те, что Абрамов раскопал в Ушкалке.

— А меч напоминает Острогожский, — добавил Андрей Осипович.

Конечно, вечером у костра говорили только об амазонках. А я думал все о том же: как ни интересна могила сарматской воительницы, обнаруженная так далеко от Дона, своей-то цели мы опять не достигли.

Сложность постепенно раскрывавшейся перед нами картины жизни различных племен, обитавших в давние времена тут, на границе лесостепи, бок о бок и то воевавших между собой, то обменивавшихся достижениями, обычаями, продуктами, все больше увлекала меня. Но картина эта оказалась гораздо более запутанной, чем я предполагал. Поэтому, видно, я и растерялся, наткнувшись на кенотаф. Вместо того чтобы раскапывать какой-нибудь курган по соседству, опять стал выбирать какой покрупнее. Зря метнулся к «Золотому». И снова получилась промашка.