Глеб Голубев - След Золотого Оленя. Повесть

Проверить все эти сведения мне пока не удалось за давностью событий, но я склонен Денису Прокопьевичу вполне верить. Не только потому, что он вообще мужик честный и сочинять такие подробности ему ни к чему. Но ведь история эта объясняет и каким именно образом чемодан с драгоценностями попал в воровскую «малину»! Он принадлежал Ставинскому, был у него выкраден перед его бегством за границу. А вынести потом чемодан из «малины» жуликам помешала наша внезапная облава и пожар, о которых я вам уже рассказывал.

Однако надежды ваши на то, что якобы все-таки, может, удастся разыскать Ставинского где-нибудь за границей, напрасны. Дело в том, что Логунов, оказывается, еще раз встретился со Ставинским. И знаете где? В Керчи. В ноябре сорок первого года Ставинский заявился в родные места с фашистскими оккупантами.

Ходил он в штатском, служил вроде переводчиком при какой-то саперной части. Нередко бывал и в комендатуре. Он, конечно, сильно постарел, но Логунов уверяет, будто узнал его.

Честно говоря, я сначала засомневался: Логунов мог обознаться, ведь сколько лет прошло. Тем более он сказал, будто видел Ставинского вблизи лишь однажды, столкнувшись с ним случайно на улице. Потом он видел его еще два раза, но издали, потому что ему показалось, будто Ставинский его тоже тогда, при первой встрече, узнал. Логунов на всякий случай старался больше ему на глаза не попадаться. То, что Ставинский мог его узнать, конечно, сомнительно. Ведь Логунов работал на него еще мальчишкой. Но Денис Прокопьевич рисковать не имел права, потому что был связан с партизанами.

Когда он доложил командованию о встрече со Ставинским, было решено после проверки предателя Родины уничтожить, пока он не опознал и не выдал немцам кого из местных жителей.

Приговор был вынесен по всем правилам военного времени. Привести его в исполнение поручили двум партизанам — Андрею Звонареву и Кузьме Неходе. Они подкараулили Ставинского и застрелили на Третьей Продольной улице, неподалеку от дома, где он жил. Так что Ставинский за все получил сполна — и за старое хищничество, и за кражу народных ценностей, и за предательство Родины. Но по интересующему нас вопросу он, к сожалению, уже никаких показаний дать не может.

Видите, как жизнь решила, уважаемый Всеволод Николаевич. Я постарался вам помочь, насколько было в моих силах. Но, кажется, уже больше ничего по криминалистической, так сказать, линии выяснить не удастся. Придется вам уж самим искать, где же он выкопал древние сокровища. Я понимаю, насколько нелегка эта задача. Но наберитесь терпения, может, вам повезет. И черкните мне, пожалуйста, хоть пару строчек, как идут у вас дела. Что удалось раскопать интересного?

И вот еще какая мысль пришла мне в голову. Все я думал о том, зачем понадобилось Ставинскому, кроме золотых вещей, таскать еще в чемодане обломки древнего горшка? Каким он вырисовывается со слов всех, кто его знал, это на него совершенно непохоже. Допустим, правильна ваша версия, что осколки попали в чемодан случайно, завалившись в вазу. Но Ставинский уж наверное бы их заметил — и давно вышвырнув, не стал бы таскать.

Знаете, какая мысль возникла у меня по этому поводу? Что драгоценности эти выкопал вовсе не сам Ставинский и даже не простой «счастливчик», работавший на него, а кто-то серьезно разбиравшийся в археологии. Для кого и эти черепки, как вы сами мне неоднократно поясняли, представляли определенную ценность.

Версия, конечно, весьма шаткая, но проверить ее, мне кажется, не мешает. Может, кто из ваших студентов пороется в специальной археологической литературе тех лет? Вдруг и наткнется на сообщение о каком-либо обокраденном или пропавшем без вести археологе, или о покраже у кого-то только что выкопанных ценных древностей. Я и сам попробую тут полистать газетки тех лет.

Простите, что отнял у вас столько времени таким длинным письмом и опять нерадостными новостями. Желаю вам успехов, уважаемый Всеволод Николаевич, и жду хоть коротенькой весточки. Крепко жму руку! Клименко».

Буря противоречивых чувств бушевала в моей душе, пока я читал письмо. Сначала я обрадовался, что неуемному Андрею Осиповичу все же удалось разыскать бывшего «счастливчика», работавшего на Ставинского. Потом все мои надежды сразу померкли, когда я узнал о дальнейшей судьбе матерого хищника.

Окончательно рушилась последняя слабенькая надежда, что, может, все-таки удастся каким-то чудом разыскать за границей следы Ставинского. Круг замкнулся опять в Керчи.