Александра Маринина - Воющие псы одиночества

Итак, Вера Лозинцева внимательно изучает материалы о «громких» преступлениях, после которых в течение одного-двух дней совершались убийства юношей и девушек, родители которых работали в разных звеньях правоохранительной системы. Изучает и с глубоким удовлетворением убеждается в том, что ее расчет был правильным: на фоне «громких» дел на эти убийства никто уже внимания не обращает. Газеты о них не пишут, а если и пишут, то только в рубрике «Криминальная хроника», где в пяти-шести строчках сообщается, что вот, мол, магазин обворовали, бомжи сарай подожгли, велосипедист курицу переехал, труп обнаружили. Газетам не до них. Журналистам не до них. Значит… Правильно. И милиционерам тоже не до них. Потому что нравственность прессы полностью отражает нравственность общества. Пресса ровно такая, каково общество, людям сообщают о том, что им интересно, о том, что они хотят знать, в противном случае никто не будет читать газеты и смотреть новости. И Вера Лозинцева, по всей вероятности, понимала это очень хорошо.

Чего же она хотела? Она хотела, чтобы работники милиции, прокуратуры, суда, юстиции, адвокатуры и так далее испытали сами, каково это - терять ребенка. Она не смогла простить милиционерам того, что они трижды задерживали убийцу-маньяка Семагина и отпускали его. Если бы не это, ее Кристина, ее самый любимый ребенок, последняя жертва Семагина, была бы жива. Она ждала, что этих неизвестных ей милиционеров тоже будут судить, пусть не как убийц, но хотя бы за халатность, ну хоть за что-нибудь, но пусть они поплатятся за смерть ее ребенка. Никто, однако, не поплатился. И тогда Вера стала вершить свой суд собственными силами. Дети работников правоохранительных органов будут умирать от руки маньяка. Именно маньяка. Как ее Кристина. Ни у кого не должно быть сочинений в том, что это маньяк, поэтому убийство должно носить элемент ритуальности. Вера не хотела излишних ужасов, и ритуальность виделась ей не как жуткая расчлененка и вывернутые кишки или имитация черной мессы, нет, ее вполне удовлетворяла такая невинная вещь, как оставленный на теле жертвы предмет. У следствия не должно быть сомнений в том, что убийство совершено не по личным мотивам и не из корыстных побуждений. Нужен штрих, свидетельствующий в пользу маньяка. И пусть потом родители убитых думают: «Мой ребенок не виноват в том, что случилось, он не давал повода для конфликта своим друзьям и знакомым, он пал жертвой маньяка, который разгуливает по городу, но которого не могут поймать или вообще никто не ищет. Если бы милиция работала лучше, если бы они не только пили водку и «крышевали», а еще и дело делали бы, мой ребенок был бы жив». То были мысли самой Веры, не дававшие ей покоя с тех самых пор, как она узнала о том, что Семагина трижды отпускали, и теперь она хотела, чтобы ту же боль, и тот же ужас, и то же отчаяние испытали и другие. Не любые другие, а именно те, кто по своей профессии или по должности имел отношение к раскрытию преступлений, к следствию и суду.

Было и еще одно условие, которое придумала Вера Лозинцева. Преступления, которые будут совершать с ее благословения и за ее деньги, не должны быть раскрыты. Ей это ни к чему, ведь ее привлекут как организатора и заказчика. Добиться этого можно разными путями, например, оригинальностью, осторожностью, предусмотрительностью. Одним из способов ей виделось совершение преступления сразу же после другого «громкого» события. Тогда у милиционеров не будет ни сил, ни времени.

И изучение региональной прессы это подтвердило. Расчет оправдался. О так называемых резонансных преступлениях писали много, о прочих не писали почти ничего. Соответственно этому было и отношение. Никто не надрывался в поисках убийцы, преступления не ставились на особый контроль. Ничего не происходило. Производились неотложные следственные действия, как и положено, результата они не давали, и материалы уголовных дел потихоньку гнили в сейфах следователей и оперативников, никому не нужные и всеми позабытые.

Но как, как Вера ухитрялась все это организовывать? Приезжала из Германии, убивала и потом возвращалась назад? В принципе возможно, она гражданка России, имеющая вид на жительство в Германии, так что визы ей не нужны. Узнала, что где-то совершено подходящее преступление, купила билет на самолет и прилетела. Но никак не получается. Георгий утверждает, что длительных отлучек он за Верой не замечал. А за один день обернуться невозможно, ведь нужно не просто прилететь в Москву, а еще и добраться до, например, Ярославля или Чебоксар, найти нужного человека - юношу или девушку, родители которых соответствуют определенным требованиям, потом подловить момент, когда можно совершить убийство, и вернуться в Германию… Нет, за один день этого сделать нельзя, и за два тоже.