– Сергеич, так что c тату-то? – окликает меня Колобок.
– С тату? – Я поворачиваюсь. – Ах да, тату из ПТУ… Слушай, Коля, а ты когда-нибудь «бентли» с наклейками видел?
– Нет, – Колобок таращится на меня, – а что?
– А «жигули»?
– А «жигуль» с наклейками видел. А в чём подвох-то? – Глаза у Колобка жадно горят от предвкушения шутки, которую можно рассказывать.
– Ну, так вот, Коля. Ты – «жигули». А я – «бентли» … Давай, жги, Колобок. – Поворачиваюсь спиной к ошалевшему Коле и открываю дверь в «Альфу».
Игнорируя лифт (представьте себе аристократичный шедевр начала двадцатого века, сияющий медью и хрустальными стёклами зеркал), устремляюсь вверх по ступеням широкой мраморной лестницы. У лестницы длинные пролёты и настоящие дубовые перила. И лифт, и лестница сохранились с тех самых времен, когда «понаехавшие» ещё не сушили свои трусы на балконах, а дебилоидные Букины из телевизора не жили со мной по соседству… Да, вот такой я коренной москвич, которого все ненавидят. А я, в свою очередь, ненавижу говнюков, гадящих в городе, где я родился.
Офис Фадеева на третьем этаже. Я почти миновал второй пролёт, когда наверху хлопнула дверь, и низкий голос Фадеева громко сказал: «Всего вам хорошего, господин Кейд». А тот в ответ ответил: «Спасибо, Александр Иванович, до встречи».
«Ну, Колобок…» Выдаю про себя то самое короткое послание, которое наколото на его руке. Коля Лобов, лентяй, упырь и тупица, безыдейная зараза, прекрасно знал, почему я не хотел пересекаться с заказчиком. Фадеев всегда запрещал все контакты между клиентами агентства и оперативным составом. И дело не в том, что кто—то из «оперов» получал шанс выйти на контракт напрямую. Беда была в том, что заказчик мог узнать «сыскаря» и подставить его – умышленно или по глупости.
«Хоть бы Кейд лифт вызвал…» Но я слышу быстрые, лёгкие шаги: мужчина явно в хорошей форме и стремительно сбегает по ступеням вниз. Поняв, что встречи с Кейдом мне избежать не придётся, жалею, что оставил болтаться свой шлем у седла мотоцикла. Пришлось действовать подручными средствами. Накидал волосы на лицо. Прищурился, как слепой крот. Вытащил криптофон и сделал вид, что читаю важнейшие эсэмэски в своей жизни. Встал спиной к ступеням. Недовольно покосился на звук шагов, как человек, которому помешали. Встречаюсь взглядом с Кейдом. Мда… Ну что мне сказать вам про Магадан? Знаете, есть такая редкая, эталонная порода мужчин, которые появляются на свет с безупречной внешностью, в сиянии собственной непогрешимости и вызывают у женщин только одно чувство – непереносимое томление? Вот это и есть Даниэль Кейд – человек, «заказавший» Самойлову.
«Все, Красная Шапочка, тебе конец, если Кейд до тебя доберётся.» И мне тоже конец, потому что меня охватывает нереальная ревность. Не подозревая о том, какие недобрые мысли крутятся в моей бедовой голове, Кейд одаривает меня насмешливым взглядом. В ответ я улыбаюсь ему, и Кейд буквально подпрыгивает. «Что, получил? Да, я и сам бог!». Жду, когда Кейд придёт в себя и продолжит спускаться по лестнице вниз. Прикидываю расстояние от него до парковки, делю километраж на скорость его шагов, отсчитываю положенное время и набиваю в телефоне:
«Аллё, Лобов, а это кто, по-твоему, выходит сейчас из агентства? Олень ты, а не Колобок!».
Я фыркнул, представив себе выражение лица Лобова, до которого моё сообщение дойдет одновременно с клиентом. Убрав в карман телефон, поднимаюсь на ещё один лестничный пролёт. Закрыл глаза, сделал короткий вздох—выдох. Надел на лицо маску насмешливой невозмутимости. Стучу в двери офиса и, не дождавшись знакомого «да—да, войдите», сам распахнул двери.
11:01. Вот я и в кабинете Фадеева. До боли знакомый офис с еле уловимым ароматом лимона и карельской березы. Из—за жалюзей, неплотно прилегающих к подоконнику, в кабинете бегает солнце. Напротив широкого стола Фадеева неизменный монитор с очередной умной цитатой. Что там сегодня? Картинка чёрного самума, убивающего разноцветный мираж, и надпись жёлтым: «Самая страшная сказка – это сказка о песочных часах, потому что время никого не щадит. Надея Ясминска». Ага, значит, сегодня гроссмейстерский интеллект Дядьсаши навестили тени из прошлого. Смотрю на него: всегда чутко реагирующий на любой мало—мальски различимый звук или движение, Фадеев меня не замечает.
Стою, пользуясь передышкой, и внимательно рассматриваю его. Бледно—голубая рубашка с оксфордским воротником, тёмно-синий кардиган, тёмно-синие слаксы. Чёрные замшевые мокасины «Canali», часы на чёрном браслете, ненавязчивый запах «Lacoste». По моей шкале, восемь из десяти («Canali» надо носить дома). Вообще, Фадеев насчёт шмоток особо не заморачивается, но всегда ухитряется выглядеть как—то правильно, и это мне нравится. Дядьсаша сидит за столом, полностью уйдя в кресло и в свои мысли. Локти на столе, сухие ладони сжаты в замок, в который он упёрся острым, гладко выбритым подбородком. Изредка касается кончика носа большими пальцами. Умные, острые светло—зелёные глаза прикрыты синеватыми веками. Между бровей залегла знакомая мне вертикальная морщина. Она – как трещина на его моложавом лице. «Что-то гложет Дядьсашу. А что – это мы сейчас выясним.»
Читать дальше