Ольга Гладышева - Кыштымский карлик, или Как страус родил перепелку

Но беда не приходит одна. Предприятия позакрывались, работать стало негде, да и зарплаты платили смешные – прожить на них было невозможно. Власть имущие где-то там, далеко в Москве, делили все, что можно было поделить, силовые структуры всех ведомств им активно помогали, не забывая отхватывать кое-что и для себя, а народ был предоставлен сам себе, и каждый выкручивался, как мог.

Когда страна пошла вразнос и есть в доме стало совсем нечего, сын начал промышлять рыбной ловлей, а в один из студеных ноябрьских дней не вернулся с рыбалки. Именно тогда мать постарела от горя, сгорбилась и тронулась умом. Помутившийся ее рассудок сотворил себе какую-то параллельную эфемерную реальность – планету грез. Время от времени Евсевна погружалась, вернее, «проваливалась» в те благословенные времена, когда ее сынок был маленьким розовым младенчиком. Тогда она свивала туго тряпочки – мастерила из них ребеночка, укутывала куклу одеялком, качала ее, кормила, агукала… Все странным образом менялось в ее голове, она не узнавала соседей, совершенно не заботилась о себе, забывая даже поесть. Приходилось вмешиваться медикам, помещать ее в клинику, подлечивать и, считая безопасной для окружающих, возвращать домой до следующего приступа.

Сейчас сознание Евсевны находилось в реальной жизни, поэтому она неторопливо шла на кладбище: там всегда и зимой, и летом можно было отыскать свежие цветы на могилках или что-нибудь еще, годное для продажи на блошином рынке. Это, конечно, святотатство – грабить усопших, но старушка всегда истово благодарила покойников, просила прощения и брала что-либо, лишь ощущая их безмолвное согласие. Но сегодня кладбище оказалось Евсевне ненужным. Правду говорят: кто ищет, тот всегда найдет. Удача улыбнулась ей.

– Ах вы, мои миленькие! – забормотала старушка, обнаружив на небольшом пригорке среди прошлогодних листьев и остатков снега несколько пушистых, как новорожденные цыплята, подснежников. Нежные светло-желтые головки цветов стыдливо склонились к земле, а солнце играло на волосках невесомой мохнатой «шубки» из тоненьких, как иголки, листочков. Подснежниками на Урале считают цветы сон-травы (прострел желтеющий) – самые ранние, самые радостные и бархатистые.

Евсевна аккуратно собрала цветы и уложила в корзинку. Присыпая хрупкие стебельки рыхлым снегом, она вспомнила бабушку и рассказанную ею башкирскую легенду о влюбленных, о том, как статный и сильный юноша и юная хрупкая девушка полюбили друг друга – да не одним, а будто бы сотней сердец. Девушка оказалась из бедной семьи, и богатый отец юноши не пожелал неравного брака. Влюбленным пришлось тайно покинуть село. Разъяренный отец в сердцах проклял молодых и, чтоб разлучить их навеки, пожелал сыну стать снегом, а девушке – цветком. Проклятье исполнилось. Теперь юноша приходит на землю снегопадами. А девушке выпала доля обратиться сон-травой. И каждый год по весне этот цветок пробивает своей бело-желтой головкой подтаявший снег, и каждый год несколько деньков влюбленные проводят в объятиях друг друга.

Подумав о бабушке, Евсевна словно увидела ее перед собой. Легкое белое облачко, как оторвавшийся клок ночного тумана над рекой, проплыло перед ее взором. Женщина застыла, сердце замерло в груди: Евсевна почувствовала себя снова маленькой девочкой, которую бабушка ласково гладила шершавой натруженной рукой по темной кудрявой головке. Эти сладостные «провалы» в прошлое, возникающие из покрытых мраком глубин памяти, остались одними из немногих доступных ей радостей в последнее время. Долго стояла Евсевна, улыбаясь, а светлые слезы одна за другой неспешно ползли по впалым щекам и падали на пальто, которое в добрые времена было зеленовато-болотного цвета.

Очнулась женщина от тихого странного свиста. Это не был свист птахи или поезда на дальнем перегоне, больше всего он напоминал неумелую игру на маленькой скрипочке. Источник звука был где-то совсем рядом. Евсевна сделала шаг, второй, третий и остановилась в нерешительности. Там, впереди в кустах, под большой кряжистой березой, барахталось что-то непонятное, незнакомое. Сначала старушка решила, что это какая-то лесная зверушка запуталась в силках и не может освободиться, но, приглядевшись, поняла, что это голый человечек. Маленький, как гномик, голый человечек!

Человечек застрял головкой вниз в кусте ивы. Его торчащие вверх пяточки нетерпеливо дергались, маленькие ручки пытались дотянуться до земли, а объемное раздутое тельце странным образом повисло и беспомощно корчилось в развилке гибких ивовых ветвей. Головка существа пыталась приподняться, повернуться и посмотреть на подошедшую, но это никак не удавалось. Человечек свистел и раскачивался на ветвях. Женщина обошла куст и тогда увидела лицо гномика. Оно было маленькое, кукольное и показалось Евсевне очаровательным. Гномик перестал барахтаться и уставился на старушку большими темными глазами. Он протянул к женщине ручки, сложил губки трубочкой и что-то тихо просвистел.