Ольга Гладышева - Кыштымский карлик, или Как страус родил перепелку

С «дрянью такой Петровичем» у Чубайса конфликт произошел, наверное, уже как год назад. Как-то забрел «дрянь такая Петрович» к Евсевне по какому-то делу: то ли соли взять, то ли денег занять. А перед этим где-то разжился он бутербродом с колбасой. Евсевна ему чаю, как водится, предложила, а «дрянь такая Петрович» бутерброд для себя приберег, в кармане куртки его заныкал, не захотел поделиться, жмот. А Чубайс от этого колбасного духа просто с катушек съезжал еще в те поры, когда он котенком был. Как почует в доме колбасу, метнется к холодильнику и пытается его дверцу лапой снизу лежа поддеть, да еще и орет как резаный. Валерьянку они, что ли, в колбасу подмешивают? Став постарше, кот открывать холодильник научился, но толку от этого уже мало было. Последнее время колбаса в холодильник как-то не захаживала. Да и вообще, там пустовато стало, как говорится, мышь повесилась. Ну, напился Петрович чаю, засобирался домой, напялил свою курточку, сунул руку в карман, а рука вся наружу через свежепрогрызенную дырку и вышла, туда, куда перед этим колбаса с хлебом утянута была. Взбеленился Петрович, разорался на кота:

– Ах ты, дрянь такая, убью!

И схватил кочергу… Благо форточка была открыта. Рыжей молнией метнулся Чубайс, еле ушел… Забился кот на поленницу под самую крышу, лежал там и думал: «Сам ты дрянь такая, Петрович, пожалел колбаски. Эх ты… И все-таки что они в эту колбасу добавляют? По вкусу она совсем не ахти, но запах, запах какой…» С тех пор предпочитает Чубайс «дряни такой Петровичу» на глаза не попадаться.

В окно постучали четвертый раз, и Евсевна все-таки решила открыть. Вошла доктор, участковая. Котяра слез с кровати и забрался на руки Евсевне. Женщины о чем-то сговаривались. Как кот понял, Евсевна упиралась, а докторша настаивала:

– Да пойми ты, голубушка, от этого не будет ничего, кроме пользы тебе. Там тебя подкормят, подлечат. Пенсия твоя целее будет, что-нибудь купить, наконец, сможешь.

Котяра занервничал: как подлечат? Куда подлечат? А ЭТОТ, ЭТОТ, что с ним будет? Он начал громко мяукать, как бы намекая: вон там ЭТОТ сейчас ласты склеит! Помогите же ему кто-нибудь! Но Евсевна была опять где-то не здесь, а доктор кошачьих воплей не поняла или не захотела понять. Она сделала попытку успокоить кота, попыталась его погладить, но от ее руки так сильно шибануло лекарством, что кот принялся чихать и чихал до тех пор, пока не брякнулся с колен хозяйки на пол.

В этот же день за Евсевной приехали. Врачиха, уходя, сделала ей укол, и Евсевна сидела понурая, ко всему безучастная и беззвучно позволила себя увезти. Котяру выгнали на улицу, и, как он ни пытался этим бестолковым санитарам втолковать, что там ЭТОТ на кровати остался, толку не добился. Неудивительно, что через неделю, когда Алина забежала полить цветы и забрать вещи, вдруг понадобившиеся Евсевне в больнице, она поразилась сильному химическому запаху, висевшему густым облаком в доме. Пахло то ли смолой, то ли ацетоном. Обойдя дом, Алина обнаружила на кровати маленькую, выжженную весенним солнцем коричневую мумию человекоподобного существа рядом с усохшим трупиком мыши. Молодая женщина испугалась и вызвала участкового. Так началась вторая часть приключений Кыштымского карлика.

На угловом, покрытом персидским ковром диване, забравшись на него с ногами, по-турецки сидел человек явно восточной наружности. На нем был безупречный деловой темный костюм, белая рубашка и пастельных тонов голубовато-розовый галстук. Это был господин Муа, по крайней мере, он так представлялся. Человек был невысок, коренаст, с большой квадратной головой, покрытой густой, еще черной, лишь слегка серебрящейся у висков шевелюрой, небольшими глазками и изогнутыми крутым мостиком бровями. Бородка у него была клочковатая, жиденькая, с проседью. Выглядел он внушительно и важно, и слово «господин» как нельзя лучше соответствовало ему.

Большая комната с двумя высокими, выходящими на двор-колодец сводчатыми окнами, сверху которых еще чудом сохранились фрагменты старинного витража, была рационально обставлена добротной современной мебелью. Излишеством являлся только вместительный аквариум, стоящий вплотную у стены. Господин Муа, не отрываясь, смотрел на этот аквариум, в котором на белом, с вкраплениями желтых камешков песке стояла крепость с тремя башенками, увенчанными красноватыми конусообразными крышами. Башенки хоронились за зубчатой стеной с воротами разного размера, к ним вдоль стен карабкались лесенки. Крепость стояла немного под углом к лицевой стенке аквариума, поэтому сбоку можно было рассмотреть внутренний дворик. Стены крепости были украшены, вернее, обезображены двумя бесформенными проломами, что подразумевало ее участие в серьезных, хоть и виртуальных, сражениях. Эти проломы позволяли рыбам прятаться от любопытных взглядов людей за стенами башен.