Василий Дорогокупля - Однозначные истории

– Нет, – сказал я, – это не то. Она же не снайперская.

– Действительно, не снайперская. – Он критически осмотрел орудие убийства. – И вообще, это кавалерийский карабин. Старинная работа. Как он тут очутился?

– Тогда сдайте эту хрень в музей, а мне найдите хорошую снайперку.

– Может, не будешь привередничать? Где я сейчас ее найду? Таких у нас отродясь не водилось. Мы же муниципалы, а не спецназ.

– Так и быть, – вздохнул я. – Скажу всю правду как на духу. Я совершил убийство из старинного карабина, который накануне попался мне под руку при ограблении исторического музея.

– Уже теплее, – оживился инспектор. – Заодно и музей прошерстим в ходе следствия. При таком пофигизме оттуда и пушку могут стащить какие-нибудь террористы – с них станется, а нам зашквар… Опиши, как все происходило. С самого начала.

– Ну, вначале был бордель «Сюр-лямур». Вы его, конечно, знаете – на углу Кайзерштрассе и Рю-Рояль. Там есть одна рыженькая штучка по прозвищу Жанет-Тушите-Свет…

– Знаю-знаю, она красит хной не только голову, но и рабочее место.

– Головой она тоже иногда работает.

Примерно четверть часа мы с инспектором обсуждали достоинства и недостатки сотрудниц этого заведения. Знаток знатока видит издалека. Он угостил меня целой сигаретой, достал из сейфа початую бутылку водки, и я смог продезинфицировать полость рта.

– Все это чертовски занимательно, – сказал наконец инспектор, – но как ты выследил комиссара Муксона? Подстерег его в борделе?

– Я вообще ни разу не видел комиссара Муксона в борделе, – сказал я, – и это меня удивляет.

– Меня тоже, – сказал инспектор. – Что было дальше?

– Потом я завернул в бар на углу Авенида-Реал и Кингс-Роуд. Вы его знаете? Бармена зовут Хулио.

– Хулио Херонимо, – уточнил он, наливая по третьей.

Еще четверть часа мы говорили о завсегдатаях бара. Приятно иной раз перемыть косточки общим знакомым. Последним инспектор вспомнил комиссара Муксона.

– Итак, вы с ним встретились в этом баре?

– Не уверен. Я, к сожалению, не знаю его в лицо.

– Очень странно, – сказал инспектор.

На него было жалко смотреть.

– Может, вы сами расскажете, как я его убил? – предложил я.

– Попробую. – Он порылся в ящике стола, достал и показал фотографию убитого мною Муксона. – Запомни это лицо. Ты застрелил комиссара через окно в его собственной квартире. Тремя пулями: две в грудь и одна в голову. Он скончался через два дня в психиатрической клинике.

– Причина смерти?

– Это тебя уже не касается.

– Откуда я стрелял?

– С чердака дома напротив.

– Допустим. А мои мотивы?

– Ты его люто ненавидел.

– Мотив что надо, – согласился я. – Лютая ненависть это не шутки.

– Осталось провести следственный эксперимент. Комиссар жил недалеко отсюда, всего в паре кварталов. Держи. – Инспектор протянул мне карабин. – Осторожно, он заряжен.

– Может, не надо? – засомневался я. – Не умею я обращаться с такими штуковинами, да и вообще боюсь огнестрельного оружия. Обычно я работаю ножом, топором и кастетом.

– Держи! – приказал он. – На нем должны быть твои отпечатки.

– Ладно-ладно, – сказал я. – Раз на то пошло.

2

Я сидел на чердаке старого пятиэтажного дома в паре кварталов от полицейского управления. Здесь все было загажено голубями, и рама окошка, из которого я застрелил комиссара Муксона, буквально вросла в многолетние наслоения помета. Отворить окошко я не смог, так что пришлось выдавливать стекло, рискуя наделать шуму, но полицейские были поблизости, контролируя ситуацию, и я понадеялся, что у них хватит ума успокоить жильцов и случайных прохожих. Наконец все было готово. Я отсчитал четвертое окно справа на пятом этаже противоположного здания и с удовлетворением обнаружил в нем свет. Значит, Муксон был дома. Вскоре я заметил нижнюю половину его тела, когда он прошел через комнату, мимоходом поставив на журнальный столик бутыль с желтой этикеткой. Что было в ней, сказать не могу, с такого расстояния без оптики разглядеть невозможно. Позиция для стрельбы была неудачной, поскольку чердак находился значительно выше квартиры убитого. Пришлось мне по пояс высунуться из окошка в ожидании момента, когда Муксон сядет в кресло рядом со столиком – только в этом случае его голова и грудь могли оказаться на линии моего огня. Муксон, однако, не спешил попасть на эту линию. Он то ли принимал душ, то ли готовил на кухне закуску, тогда как я мерз и мок под непрестанным косым дождем. Ноги затекли, спина ныла, а Муксон издевательски игнорировал уютное кресло по соседству с бутылкой не знаю чего. Я чувствовал, как во мне начинает расти лютая ненависть к этому человеку; палец на спусковом крючке яростно чесался, но оставаться в положении наизготовку было все труднее. Я уже было решил на время покинуть свой пост, чтобы немного размяться, когда он соизволил-таки явить себя в виде мишени. Плюхнувшись в кресло, он на два пальца наполнил стакан чем-то из бутыли с желтой этикеткой, смачно выпил и посмотрел сквозь оконное стекло в мою сторону. Я тщательно прицелился и нажал на спуск. Выстрел прозвучал гораздо громче, а отдача карабина оказалась гораздо сильнее, чем я ожидал. Удивительно, как эти кавалеристы стреляли из них на всем скаку? Лихие парни, однако, служили тогда в кавалерии. Потеряв равновесие, я провалился внутрь чердака и попал в заполнивший его голубиный вихрь. Эти твари заляпали меня поносом, вырвали из рук оружие, исцарапали лицо и бесновались еще минут пять, прежде чем покинуть помещение частью через проделанное мною отверстие, частью через прорехи под скатами крыши.