Альбина Нури - Вернувшиеся

Жена Сафронова погибла примерно два с половиной года назад, разбилась на машине дождливой майской ночью, забрав с собой в могилу часть его души.

Если Миша и видел когда-то идеальную пару, это были Сафроновы. То, как сильно они любили друг друга, было заметно всем: такую любовь, как кашель, не утаить. Она проявлялась в жестах, взглядах, интонации. Детей у них не было. Миша не знал почему: были ли причиной тому проблемы со здоровьем у мужа или жены, либо же супруги сделали сознательный выбор. Но после того, как случилась трагедия, все кругом боялись, что Сафронов не переживет смерти Зои – получалось, что и жить ему незачем, и вытащить из черного болота горя некому.

Он всегда стремился помочь, добиться справедливости для других, но жизнь несправедливо поступила с ним, ударила так, что он еле встал на ноги. Сафронов не мог принять этого. Закрывался в квартире и пил, никого к себе не подпускал, ни с кем не общался. Исключение составлял Юрий Олегович. Он хотел переехать к другу – боялся, как бы тот не сделал с собой чего-то, но Сафронов не позволил. Тогда отец Миши взял у него ключ и по три-четыре раза на дню приезжал, проверял, как он там, привозил еду.

Этот ад длился около двух месяцев, вырваться из омута Сафронову помогла работа. Он всегда был фанатично предан делу, а после смерти жены, вернувшись на службу, и вовсе посвятил ей свою жизнь, дневал и ночевал на работе. Миша понимал, что появление жестокого убийцы, а точнее, то, что он оставался на свободе, бросало вызов Сафронову, в некоторой степени унижало его, заставляло вновь чувствовать себя жертвой обстоятельств и чьей-то злой воли.

Миша открыл рот, чтобы сказать дяде Сафу, что в происходящем нет его вины, невозможно контролировать все на свете, он делает то, что может, и даже гораздо больше, поэтому усилия его обязательно увенчаются успехом, но тишину разорвал звонок сотового.

– Слушаю, Сафронов, – привычно бросил в трубку дядя Саф.

Кто-то сбивчиво заговорил на том конце провода – Миша слышал захлебывающийся голос.

«Господи, неужели нашли новую жертву Душителя?» – подумал он.

Но все оказалось запутаннее.

Отведя трубку от уха, нажав на кнопку отбоя, Сафронов поглядел на Мишу и проговорил:

– Вот так дела! – Михаил никогда не видел дядю Сафа таким потрясенным. – Девушка… Тело, которое вчера нашли в Быстрой, ночью пропало из морга. Вскрытие сделать еще не успели, как раз сегодня должны были заняться. Вечером сотрудники уходили из здания – труп был на месте. Сейчас, поутру, вернулись – его нет.

У Миши отвисла челюсть.

– Но как…

– Погоди, это еще не все. Десять минут назад тело снова обнаружили. В затопленном подвале одного из домов. Мне срочно нужно туда. Подбросишь?

Три дня шли дожди, но сегодня, к счастью, небо стало светлеть, вдоволь наплакавшись. Пока еще все равно моросило, но уже завтра, если верить прогнозам, снова будет солнечно и ясно. Такая уж в Сербии погода: не умеет подолгу сердиться, на смену сырости и холодам быстро приходит благодатное тепло.

Впрочем, сейчас, глядя на сивую, вспучившуюся Саву, на хмурое тяжелое небо, ощущая, как ветер забирается ледяными ладонями под куртку, Илья думал о том, что настроение у природы такое же мрачное, как у него.

Он любил приходить сюда, гулять по набережной и огромному парку. Рядом высилась «Шабачка тврджава» – остатки древней крепости, катила свои воды величавая Сава – и Илье вспоминались родные места: Быстрорецк, река Быстрая…

Обычно тут полно народу, но сегодня он был один, даже рыбаков не видно. Его любимая скамья была мокрой, поэтому он не уселся на нее, чтобы полюбоваться на воду, а медленно прошел мимо. В голове была каша, и он никак не мог привести мысли в порядок.

После памятного разговора с Драганой Илья и Марина собрались и уехали обратно в Шабац. Он чувствовал жуткую слабость, словно был тяжело болен, но оставаться в тех краях не хотел. Что-то гнало его прочь – а может, он попросту хотел сбежать от себя самого, от сумбурных, навязчивых мыслей.

Почти всю дорогу Илья проспал. С Мариной они, после ее признания, почти не говорили. С тех пор минуло четыре дня, и никакую книгу Илья не писал. Он вообще не делал ничего из того, что собирался сделать во время своего короткого отпуска, только спал, изредка перекусывал, тупо перебирал сайты в Интернете и бродил по набережной. Мок под дождем, мерз, и это странным образом помогало ему чувствовать себя живым и настоящим.