Юлия Набокова - Сбывшееся желание

– Подумаешь, праздник! – отмахнулась Ксюша, набрасываясь на оливье.

– Елка уже осыпается, – грустно заметила Аполлинария, глядя на иголки на полу. – Вот и праздники заканчиваются, а ты все время дома просидела. Давай хоть завтра в кино сходим, а потом по магазинам, а? – с надеждой предложила она.

– Ба, ты же знаешь, у меня проект, мне некогда, – возразила Ксюша, подкладывая себе салат.

– Эх, Ксюшка, Ксюшка. – Аполлинария покачала головой. – Не понимаешь ты, глупенькая, своего счастья. Молодая, все дороги перед тобой открыты. Хочешь – в клуб на танцы иди, хочешь – в Париж на выходные езжай…

– А давай вместе! – внезапно предложила Ксюша.

– В клуб? – усмехнулась Аполлинария. – Для тех, кому за семьдесят?

– В Париж! – Ксюша озорно сверкнула глазами. – Вот сдам проект – и отвезу тебя. Ты ведь давно мечтаешь там побывать.

– В Париж нужно ехать с любимым. – Аполлинария шутливо щелкнула внучку по носу. – Мне уже поздно. А у тебя все шансы. Надо только меньше работать и больше смотреть по сторонам.

– Ба, ну хватит уже! – поморщилась Ксюша. – Можно подумать, ко мне Брэды Питты в дверь ломятся, а я их с лестницы спускаю: «Подите вон, Брэд, я предпочитаю брюнетов и в Париж поеду только с Киану Ривзом». Где они, нормальные мужики-то?

– Да вот хотя бы один! – Аполлинария кивнула на телеэкран, где соловьем разливался Стас Горностаев. – Брюнет, кстати!

– Скажешь тоже! – фыркнула Ксюша, задержав взгляд на красавце. – Где он и где я? Он звезда, а я – обычный дизайнер.

– Ты даже не представляешь, какая ты, Ксюша! – парировала Аполлинария. – Да если б он только тебя увидел! Может, сходим прогуляться до телецентра?..

– Ба, ну хватит уже! – резко перебила ее Ксюша. – Я уже взрослая и со своей личной жизнью уж как-нибудь сама разберусь! – Она вскочила из-за стола, не доев оливье, и выбежала из комнаты, грохнув дверью.

От резкого хлопка мигнуло электричество и упала фотография в рамке, стоявшая на полке над телевизором.

Ахнув, Аполлинария метнулась к полке и подняла рамку, проведя пальцами по стеклу. Цела, ни царапинки. С черно-белой фотографии на нее смотрела она сама – Ксюшина ровесница, молодая, красивая, смелая. В простеньком ситцевом платье в горошек, с толстой русой косой и густыми широкими бровями.

– А вы, – донесся до нее глубокий голос телеведущего, – о чем вы мечтаете?

– Вот бы мне стало опять двадцать пять! – загадала Аполлинария. – Я бы Ксюше такого жениха нашла!

Она слишком давила на Ксюшу, но лишь потому, что ей было невыносимо жаль всех тех блестящих возможностей, которых внучка добровольно себя лишает. Уж она бы сама, будучи молодой в это время, дома не сидела!

– Осторожней с желаниями. Ведь они могут исполниться! – задорно выкрикнул ведущий с глазами Миши Медовникова в телевизоре.

Аполлинария только горько улыбнулась и глотнула апельсинового сока из хрустального фужера. Когда-то давным-давно под Рождество, глядя в окно поезда, увозящего ее от Миши навсегда, она загадала желание, которое так и не сбылось. А сейчас ее желание было слишком фантастичным для того, чтобы сбыться. Как говорил Пушкин, мечтам и годам нет возврата. Молодость не возвращается, а двадцать пять лет бывает лишь раз в жизни. Свой билет она уже использовала.

Аполлинария убрала со стола, перемыла посуду, досмотрела праздничную программу. Пробила полночь, наступило Рождество. А Ксюша так и не вышла из комнаты, не зашла пожелать спокойной ночи – видно, сильно обиделась. Аполлинария подошла к комнате внучки, постояла за закрытой дверью. Тишина. Хоть бы мелодраму по телевизору посмотрела, чем сидеть за ноутбуком!

Она так и не решилась войти, вернулась к себе, расстелила постель. Уже вынула вставную челюсть и легла, но вспомнила, что забыла нанести ночной крем. Пришлось топать в ванную. Из зеркала на нее глянула старуха, все семьдесят пять лет которой отпечатались на сухой коже морщинами и пигментными пятнами, а щеки впали, сделав ее похожей на мумию. Не спасали ни новая стрижка, ни модный маникюр. Да и на омолаживающий крем надежды было мало. Но устоявшуюся привычку Аполлинария нарушать не стала, намазала лицо и вернулась к себе. Продавленный диван по-стариковски охнул под ее весом. Аполлинария попыталась представить себя двадцатипятилетней, живущей в современной Москве. Ей бы очень пошло то платье, которое она видела в витрине магазина…«Эх, где мои двадцать пять лет! – думала Аполлинария. – Уж я бы тебе, Ксюшка, показала! Уж я бы для тебя такого мужчину нашла!»