Нет, конечно, я радовалась за друга, но глубоко в душе меня точил червячок тревоги. Тревог… За время, которое я провела с Тимом, он смог вырастить небольшой, но крепкий побег сомнения в моих прежних взглядах на жизнь. Его фраза: «Ты сейчас живешь, что ли?» – не была забыта. Я прокручивала ее сотни раз, обдумывая, примеряясь. В конце концов, она стала моей зависимостью. Ни дня без этой фразы. Общаясь с Тимом, видя его горящие глаза, когда он рассказывал о своих путешествиях, друзьях, чувствуя нежность в каждой фразе о сестре, я понимала, что есть другая жизнь, и впервые мне захотелось ощутить это все самой.
Я боялась, что с уходом Тима моя жизнь снова станет пресной, а это для меня обозначало только одно – снова путь к забвению, желание вычеркнуть то, что не нравится из жизни. Всё вычеркнуть. Но мои мысли о выписке Тима были не только эгоистичны. Я знала, что практически всегда пациенты возвращаются. С одной стороны, это радовало меня, с другой – мысль о том, что парень продолжит реализацию их плана, ввергала меня в ужас.
В день отъезда провожать Тима вышел весь персонал и некоторые пациенты. Было то самое редкое ощущение праздника, когда немного грустно, но все же счастливо. Все говорили общие фразы, желали светлого будущего. Валерия сияла от счастья. Она привезла огромный торт, который вручила директору, чмокнула в щеку лечащего врача, чем явно вогнала его в краску. Она даже меня нежно обняла и тихонько шепнула на ухо: «Спасибо». Не знаю, что ей рассказывал про меня Тим, но, видимо, что-то хорошее.
– Не возвращайся, – это единственное, что я смогла выдавить из себя, когда он подошел ко мне.
– Как же ты тут без меня? – попытался отшутиться он. Я ничего не ответила, глаза щипало.
Я долго смотрела вслед черной машине и не могла понять: хочу я увидеть ее вновь или нет.
После обеда Макс принес мне кусочек торта. Я сидела на берегу пруда и кормила уток. Торта мне не хотелось.
– Как думаешь: он вернется? – спросил Макс.
Я пожала плечами в своей обычной манере.
– Почему ты не говоришь со мной? С ним ты говорила! – в его словах чувствовалась легкая обида. Обычно я не реагирую на выпады, но у меня было мерзкое настроение.
– Потому что с тобой не о чем говорить.
Я отвернулась и продолжила кормить уток. Поругаться с Максом, это было последнее, чего мне не хватало сегодня, я постаралась успокоиться. Если бы я видела в этот момент Макса: выражение одновременно удивления и непонимания на его лице, наверное, заставило бы меня задуматься, но я кормила уток.
– А можно узнать, раз уж мы начали беседу, – после небольшой паузы осторожно продолжил он, – ты слышала новости?
– Какие еще новости?
– Директор хочет отправить некоторых пациентов на море. Своего рода, поощрение за хорошее поведение, – усмехнулся он.
– Одних?
– Нет, конечно. В сопровождении нескольких врачей.
– А наш док едет?
– Наверное. Ты бы хотела?
– Что хотела: поехать или чтоб он поехал?
– И то и другое.
– Нет. Да.
– Я бы тоже хотел, – мечтательно произнес Макс. – Море, солнце, отдохнуть бы немного. Почему ты не хочешь на море?
– Не умею плавать.
– Можно и не умея плавать, хорошо там провести время. Например, дайвингом заняться. Тебе же рассказывал Тим, как круто погрузиться и увидеть всяких морских обитателей. Это как иной мир! – Максу явно очень хотелось поехать, и в этом не было ничего плохого. Скорее это было нормально и объяснимо. В другой ситуации я бы поддержала его, но упоминание о Тиме было лишним.
– Да, он рассказывал мне о том, как погружаясь, ты всегда над собой видишь солнце сквозь толщу воды, о том, как манит темная глубина, о том, что ты сам решаешь наверх или вниз. Сам, понимаешь? – я бросила целый кусок хлеба уткам, так и не докрошив его, и поспешила уйти от Макса. Он не пытался остановить.
***
День первый, день второй, день третий, день двадцать второй… Каждый последующий день был похож на предыдущий. С Максом мы больше не говорили, он старался не попадаться мне на глаза, только в вечер накануне отъезда (да, его мечта сбылась, наш док отправился на отдых с пятью пациентами, среди которых был и Макс) он пришел ко мне, чтобы оставить личный телефон дока для связи. Пациентам такого не полагалось, но Макс волновался, что ни его, ни дока не будет две недели, и мало ли что может случиться. Ему так было спокойнее, а мне – все равно.
Лето стояло жаркое и сухое. После завтрака я обычно возилась в саду. Цветам в такую погоду особенно трудно. Спрятаться в кондиционированной прохладной комнате они могли только один раз в своей жизни – перед смертью. Еще в начале лета я и еще трое пациентов поделили часть парка и занимались каждый своей территорией, не мешая друг другу. Двое уехали на море, и объем работ возрос, что ни меня, ни оставшегося садовода-любителя не пугало, но заставляло с самого раннего утра надевать шляпу, вооружаться тачкой с инструментами и проводить в парке максимально возможное время до полуденной жары.
Читать дальше