Бернард Задунайский - Крах системы. Исторический детектив

На датском острове Борнхольм эстонцев окружили заботой парни из службы внутренней безопасности МИ-5, которые не расставались с полиграфом, именуемым в народе «детектором лжи». Ребят непрерывно проверяли на принадлежность к СВР, но аппарат не выдал лазутчиков. Советская разведка располагала эффективным противоядием от полиграфа Ларсона.

А шведская и финская пресса с восторгом рассказывала о подвиге беглецов, их полуголодном существовании в Советской Эстонии и планах на будущее. Два других таинственных пассажира лодки исчезли в коридорах разведшколы и публичному обсуждению не подлежали. Пока мальчишки купались в лучах славы, засекреченные перебежчики проходили чистилище в разведцентре. Беглый агент был не единственным транзитником в лодке.

Британскому шпиону составил компанию известный в узких кругах гравёр по прозвищу Репин, чудом избегавший встречи с правосудием последние пять лет. Полотна мастера не получили всемирного признания, но зато имели широкое хождение на 1/6 части земного шара. Заурядные советские червонцы его кисти не могли отличить от подлинника даже в Госбанке, а секретами мастерства живописца давно интересовались поклонники в форме цвета маренго.

Случайная встреча с почитателями таланта грозила Репину высшей мерой, и он предпочёл признанию и славе забвение вдали от родины. Шедевр портретиста на красном фоне привёл в замешательство даже специалистов Британского казначейства, изучавших червонец под электронным микроскопом.

Там и решили использовать пронзительное чувство глубины портретных образов Репина-младшего во благо демократии. Мастеру особенно удавался лик вождя мирового пролетариата в профиль в красном, фиолетовом и зелёном тонах. В сжатые сроки на острове развернулась художественная студия по выпуску червонцев, четвертных и полтинников вполне приличного качества. Полотна мастера поступали в Союз для поддержки агентуры по дипломатическим и иным каналам.

Майкл присутствовал при первых допросах первопечатника и сразу предложил использовать его по основному профилю. Фактически он стал для Репина своего рода крёстным отцом. Получив приказ из центра в разы увеличить тиражи портретов, Шерман подписал его своим личным кодом.

C этого момента националисты в Эстонии почувствовали плечо дяди Сэма, получив целый штат советников и консультантов. Зарубежные эстонцы, конечно, плохо говорили на родном языке, но зато имели чёткое представление, как бороться за независимость. И самое главное – они обещали зарубежное финансирование.

Переброска репинских миллионов из Швеции в ящиках с гуманитарной помощью не могла ускорить разложение уже окоченевшего трупа советской экономики. Мощный печатный станок государственного дензнака работал на полную мощность, зачастую выпуская изделия худшего качества, чем в мастерской Репина. Рубли обесценивались с каждым днём, и кооператоры возили кассы в картофельных мешках. Денежная масса ушла в отрыв от товарной, потеряв с ней всякую связь.

При таком наплыве наличных дефицитом стали даже резинки для денег. Дефицит прочих «резинок» привёл к взрыву рождаемости.

Не дожидаясь перерыва лекции, Шерман отправился к себе в отдел. По пути он анализировал перспективы грандиозного восточного проекта. На днях предстоял срочный выезд в Таллин, и Майкл подводил промежуточные итоги.

Наладив финансирование, он запускал сложный механизм всенародного волеизъявления, которое требовало постоянной подпитки. Заторможенные эстонцы, конечно, пару раз спели у Ратуши на пустой желудок, но в дальнейшем многотысячные массовки на Певческом поле просили есть.

Шерман открыл финансирование и на развалинах общепита зашевелись кооперативы быстрого питания, способные накормить борцов чем-то помимо обещаний. Советники возвращенцы изучали язык и повадки туземцев, находя с ними много общего и всё больше привыкая к русской водке. Наливаясь дармовой «огненной водой», они теряли моральную и физическую устойчивость, вступая без разбору в интимные контакты с населением.

В состоянии перманентного национального подъёма колонизаторы выбалтывали служебную информацию. После очередного приёма, а дорогих гостей редко встречали всухую, родилась идея хозрасчётной Эстонии. По мнению Госдепа, эта дешёвка должна была только вставить фитиль кремлёвским ястребам, и на серьёзное восприятие проекта никто не рассчитывал. Но парочка доморощенных политэкономов подтвердила возможность этой утопии на цифрах, замаскировав дотационный характер чахлого бюджетного механизма республики.