Наталия Мстительная - Голубое утро

«Уже десять вечера, — взглянула она на часы. — Примерно во столько же вчера был концерт. Уже довольно темно, чтобы заметить кого-либо в саду… K тому же, сидя, вообще, ничего не увидишь, так как балюстрада балкона довольно высокая и заслоняет обзор».

Вермюлер перемещалась со стулом во все точки террасы, но не видела ничего, кроме уходящего за горизонт моря и луны. Дом стоял почти на скале, и сад довольно резко спускался вниз к берегу.

«Когда же он успел заметить Генриха? Во время концерта никто не стоял, это я помню точно. Где же он все-таки сидел? Убей, не помню!» — ругала себя женщина.

Трампс снова принялся за музицирование. Это дало повод Вермюлер гордо удалиться из гостиной. Синди сидела в кресле, листая "Paris Match" и рассматривая фотографии светской хроники. Граф Орлофф увлеченно раскладывал пасьянс.

«Какая мирная картина!» — умилилась писательница и проскользнула незаметно в спальню Трампса.

Мероприятие было довольно рискованное, но выбора y неё не было. Пока из гостиной доносились звуки пианино, женщина чувствовала себя в относительной безопасности. Вещей y композитора было совсем немного. Первым делом Вермюлер залезла, конечно, в футляр от скрипки, где обнаружила самый обыкновенный смычок! Для верности писательница даже покрутила его в руках, a вдруг он развинчивается? Но её ждало разочарование: смычок был настоящим, без потайных отделений. Скрипка тоже оказалась самая обыкновенная, да и футляр от неё был без двойного дна.

Женщина занялась дорожным чемоданчиком. Свитер, носки и мужские рубашки не вызывали подозрений. Портмоне достаточно внушительных размеров было набито крупными купюрами.

«Ого! — присвистнула Вермюлер. — Человек он не бедный! Хотя почему он должен быть бедным? Никто не знает его происхождения. Может, он тоже граф! Судя по его ботинкам (a Вермюлер всегда судила o достатке человека по его обуви, и надо сказать, что ошибалась крайне редко), я предполагала, что он не бедный, но что настолько богат, чтобы возить при себе такую наличность, я даже представить себе не могла!».

B том же бумажнике писательница обнаружила потрепанную чёрно-белую фотографию. Судя по изношенности, ей было не менее трёх десятков лет. На фотографии была изображена группа студентов. Внизу значилось: «Сорбонна, Париж. 1955 год». Студенты в чёрных мантиях смотрели совершенно безобидно на писательницу.

«Боже, какая сентиментальность!» — удивилась Вермюлер. — Совсем не похоже на этого седовласого мужчину. Хотя люди искусства все ненормальные. Может, здесь его первая любовь! K тому же, не разделённая. И c тех пор он так и не женился… Женщина растрогалась почти до слёз, когда обнаружила среди студентов лицо музыканта. «Он почти не изменился!» — удивилась писательница. Похоже, Трампс был самым молодым на курсе. Ему здесь лет двадцать!

Вермюлер помнила послевоенных студентов. Она была ещё совсем девочкой. Её старшая сестра уже училась в университете, и студенты были частыми гостями в их доме. Это были совсем не те студенты, что сейчас — сплошные дети. Те студенты были уже взрослыми мужчинами, повидавшими жизнь, некоторые из них прошли через войну.

Вермюлер снова вгляделась в лица на фотографии. Некоторым студентам было никак не меньше тридцати. Один из них вдруг напомнил писательнице Генриха. Тот же греческий нос, красивый лоб, узкие губы, волнистые волосы.

— Неужели… Неужели это… Коненс-старший? — произнесла поражённая женщина вслух.

— Точно. Это он, — услышала Вермюлер голос за своей спиной и вздрогнула.

На пороге стоял композитор Трампс.

«Господи! Кто же тогда тренькает там на пианино, если он здесь? Похоже, этот Орлофф и в правду граф, и обучен всем правилам хорошего тона, в том числе игре на фортепиано. Ужасно некрасиво получилось! Сейчас Трампс меня убьёт, если он действительно убийца!» — пронеслось в голове y Вермюлер.

Женщина c ужасом посмотрела на композитора. Его лицо больше не казалось ей таким одухотворённым, как прежде. Вермюлер оглянулась в поиске оружия защиты.

Трампс прекрасно понял её манёвр и мирно уселся на кровати, скрестив руки на груди. Женщина поняла, что в данный момент ей ничего не угрожает и немного расслабилась.

— Вот… Вот ваша фотография. Извините, — робко промямлила писательница, сама не узнавая свой голос. — Не подумайте ничего плохого.

— Мне только и остаётся подумать, что вы собирались меня ограбить! Больше ничего плохого.

— Что вы! У меня и в мыслях такого не было! — безнадёжно пролепетала Вермюлер, протягивая набитый деньгами бумажник хозяину.