Андрей Константинов - Перезагрузка

– Слушаемся и повинуемся, товарищ старший оперуполномоченный! – шутливо козырнул Петрухин, деликатно умолчав вопрос про автора «вписки». – Вот только – фигня это всё. Не верю я в эти жилеты. Тем более что самое уязвимое место – это голова.

– Уж у тебя-то – точно, – хмыкнул Купцов. – Уязвимое.

Вся троица направилась к подъезду.

– Погодите! – вспомнил вдруг Гладышев. – А девка? Не убежит?

– Да куда ей бежать? У нее опять ломка началась… Ей в таком состоянии и десяти метров не пройти…

Уже через минуту они стояли на грязной, обоссанной и заплеванной лестничной площадке перед потрепанной жизнью и нищетой дверью, подсвечивая себе предусмотрительно захваченным Петрухиным фонариком. Гладышев несколько раз подряд втопил кнопку звонка, однако ответом была тишина.

– Так когда вы, говорите, ему звонили?

– Час назад, – отозвался Дмитрий. – Если точнее – пятьдесят пять минут.

– За те пятнадцать минут, что мы с Гусевой сюда добирались, вполне мог свалить из дома, – педантично заметил Купцов.

– Сомневаюсь. Ты просто голоса его не слышал. Он явно вмазанный был по самые помидоры. И по ходу, вообще ничего не понял – кто звонил? Зачем звонил?

– Ну тогда чего? Ломаем дверь? – предложил Гладышев. – К слову, замки – полное дерьмо. С ноги откроем.

– Подождите! Не надо с ноги! – донеслось откуда-то снизу, из темноты.

– Тьфу, черт! Напугала! – Оперативник с укоризной посмотрел на Купцова. – А говорил, в таком состоянии и десяти метров не пройдет.

Заметно пошатываясь, к ним поднялась Оксана и хрипло, с одышкой попросила:

– Не надо ломать! У меня… у меня ключ есть.

– Блин! Что же ты сразу-то не сказала?!

– Я… я забыла… Вот, держите… Только… Только вы не бейте его… пожалуйста…

– Ни в коем случае! – проворчал Гладышев. – Мы его всего-навсего расцелуем и к сердцу прижмем. – Он открыл дверь, снял пистолет с предохранителя и первым нырнул в квартиру. Следом за ним проследовали партнеры, предварительно приказав Гусевой «ждать здесь, вплоть до особого приглашения»…

В притонного вида комнате на кровати остывал мертвый Клюв. Он лежал на боку, откинув рук у, а другую положив под голову, словно бы хотел поудобнее уснуть. Левая штанина так и осталась закатанной…

…Для начинавшего свою полицейскую карьеру в должности участкового Гладышева обнаруженный в квартире «пейзаж» был настолько виданным-перевиданным, что он не то что не удивился, но даже ни единым мускулом лица не поморщился. А вот раздосадованный и рассерженный Петрухин, матюгнувшись, сплюнул на пол. Он подошел к окну и, разгоняя спертый воздух и смрад, рванул на себя форточку:

– Твою мать!. Каких-то пятьдесят пять минут!.

– А может, оно и к лучшему? – негромко возразил Купцов. – Отмучился парень.

– Парень-то, может, и отмучился. Только вот Марина при таких раскладах соскочит теперь стопудово.

– Постараемся, чтобы не соскочила.

– Ну-ну, свежо предание… Жора, давай вызывай бригаду и гроб с музыкой.

– Ага.

Гладышев потянулся к телефону, и в этот момент в комнату ввалилась Оксана. Ввалилась и, взвизгнув, кинулась было к навсегда уснувшему Клюву, однако Петрухин успел ее бестактно перехватить в области груди. Вернее того, что от той, словно бы усохнувшей вкупе с многострадальными венами, осталось.

– Стоп! Смотреть – можно, а вот руками трогать – ничего нельзя! Поняла? – Гусева часто-часто закивала, а потом в бессилии опустилась на грязный пол и заскулила, раскачиваясь из стороны в сторону. – Ну хватит! – грубо рыкнул на нее Дмитрий. – Теперь-то уж чего?.. Раньше надо было плакать… Ты лучше вот что мне скажи: сколько вам заплатила Марина за стрельбу?

– Тысячу долларов, – глухо сказала Оксана.

– За двух потенциальных покойников? М-да, негусто. А где был общак? – Гусева посмотрела на него непонимающе. – Я говорю: у кого хранились бабки?

– Я всё отдала Клюву.

– Ну и дура! Разве можно наркоту конченому такие деньжищи на руки выдавать?! Вот он на радостях, по ходу, и разговелся… Прости, господи!

Гусева прибавила громкости, и теперь ее скулеж перенастроился на вой.

– Оксана, успокойся. Слышишь? Все равно уже ничего нельзя сделать, – искренне сочувствуя, попросил сердобольный Купцов. – Днем раньше, днем позже он бы все равно… А мы… Мы тебя сейчас в больничку определим…

– Ага. И талоны выдадим. На усиленное питание, – сердито сказал Петрухин. – Чья была идея с убийством Лисовец?

Гусева резко прекратила выть и замолчала.