А. Э. В. Мейсон - Дело в отеле Семирамида. Бегущая вода. Серия «Мир детектива»

Он остановился у двери и оглянулся. Сильвия Тезигер подняла голову и смотрела на него. Глаза их встретились.

Чейн был поражен той нежностью и немного грустной красотой лица, которое он увидел. Он ожидал, в лучшем случае, более свежего издания томной миловидности ее матери. Он увидел нечто совсем другое. Ему казалось, что в ее темных, спокойных глазах настоящая симпатия и приветливость, как будто она инстинктивно понимала, с каким увлечением он отправляется в свой поход. Сильвия действительно была склонна обоготворять героев, и Чейн принадлежал к их типу. Высокий, с ясными глазами и отчетливыми чертами, широкоплечий, с легкой походкой, он привлек ее внимание с того мгновения, как вошел в буфет. Она тайно наблюдала за ним и сочувствовала той радости, которая выражалась на его загорелом лице. Когда их взгляды встретились, на губах ее начала слагаться улыбка, но потом она вспомнила свою внешность, вспомнила, что они в буфете вокзала и что она не знает этого человека. Она покраснела и опустила глаза над своей книгой.

Чейн, однако, скоро забыл Сильвию Тезигер. Он погрузился в мысли о предстоящих восхождениях, о своем друге Джоне Латтери и о проводнике, Мишеле Ревалью, которые должны его ждать на платформе в Шамони. Показались снежные цепи и вершины. Ледник Боссон протянул почти до железной дороги свой язык голубого льда, и через несколько минут поезд остановился на платформе Шамони.

Чейн выскочил из вагона и сразу испытал первое разочарование. Мишель Ревалью был на платформе, но он его едва узнал. Мишель Ревалью состарился. Ему было только пятьдесят два года, но за время отсутствия Чейна тяготы жизни подточили его силы. Вместо той прямой энергичной фигуры, которую помнил Чейн, был маленький, сутулый человек с красными глазами и обветренным морщинистым лицом.

Однако радость Мишеля при виде его старого клиента пробудила в нем остатки старой энергии.

– Мосье! Как я рад вас видеть! – воскликнул он. – Вы давно не были в Шамони. Но вы не переменились. Нет, вы не переменились, – в голосе его звучала скорбная нотка: «Хотел бы я сказать то же самое про себя!».

Но Чейн не стал в это вслушиваться. Он сразу стал говорить о своих планах.

– Я думаю, мы попытаем новую дорогу на Безымянный пик, – предложил он, и Мишель согласился, но медленно, без старой бодрости, без прежнего огня в глазах.

– Я не со всякими теперь поднимаюсь, мосье, – сказал Мишель. – Я надеялся, что еще пригожусь одному из своих старых клиентов.

Чейн огляделся на платформе.

– А мосье Латтери? – спросил он.

– Мосье Латтери? – сказал проводник, оживляясь. – И он приезжает. Будет совсем, как в старые времена.

– Приезжает? Да он тут! Он писал мне из Церматта, что он будет тут.

Ревалью покачал головой.

– Его нет в Шамони, мосье.

Чейн испытал свое второе разочарование в этот день, и оно совершенно охладило его. Он хотел ходить по вершинам, как Бог, наслаждаясь бытием. Но проводник его состарился, а друг, товарищ по стольким восхождениям не прибыл на свидание.

– Может быть, есть от него письмо у Куттэ, – сказал Чейн. И они вдвоем пошли к гостинице.

Письма не было, но оказалась телеграмма. Чейн вскрыл ее.

– Да, это от Латтери, – сказал он, взглянув на подпись. Потом он прочел телеграмму, и лицо его приняло озабоченное выражение. Латтери телеграфировал из Курмайера, итальянской деревни по ту сторону Монблана:

«Выхожу через перевал Великана и перевал Нантильон».

Перевал Великана был самым обычным и самым легким из переходов. Миновав его, было не трудно спуститься по леднику к отелю «Монтанвер» к Шамони. Но перевал Нантильон – совсем другое дело. Это значило, что после перевала Великана, в двух часах от «Монтанвера», Латтери повернул налево и направился к большой стене отвесных скал, составляющей западный склон долины, через которую ледник Великана стекает вниз; той стене, над которой поднимаются Зуб Акулы, пик Плана, пик Блетьер и другие вершины. Углубление между пиком Блетьер и пиком Грепона называется перевалом Нантильон. Латтери, очевидно, собирался пройти через этот перевал и спуститься на другую сторону большой скалистой стены, в тот ледяной залив против Шамони, который называется ледником Нантильона.

– Когда пришла телеграмма? – спросил Чейн у швейцара.

– Три дня назад.

Озабоченность на лице Чейна сменилась глубокой тревогой. Конечно, Латтери одну ночь провел бы в горах. Весьма возможно, что они застигнуты были ночью на этой скалистой стене на второй день. Никто еще не поднимался на эту скалистую стену, а те немногие, которые спускались с нее, рассказывали об ее трудностях. Но третья ночь – нет! Латтери должен был уже вчера быть в Шамони.