– Сильвия не подходит.
Она давно уже привыкла так жаловаться. Сильвия все меньше и меньше подходила к жизненному плану миссис Тезигер. Не то, чтобы девочка сопротивлялась или жаловалась. Миссис Тезигер поняла бы и протесты, и жалобы. Она сумела бы с ними справиться. Были бы маленькие сцены с обвинениями в неблагодарности, в непослушании, а миссис Тезигер ничего не имела против таких маленьких сцен. Но Сильвия никогда не жаловалась. В ней была сдержанность, была загадочность, которая подчас была неприятна ее матери. «У нее нет сочувствия», – говорила миссис Тезигер. Кроме того, Сильвия выросла, становилась красавицей. Миссис Тезигер делала все, что могла. Она одевала ее, как маленькую девочку. Сильвия опять-таки не жаловалась. Она следовала своему обыкновению и загораживала свой внутренний мир от всего, что ей не нравилось. Но миссис Тезигер этого не знала. Она иногда взглядывала на дочь в ее слишком коротком кружевном платье, с ее слишком высокими каблуками, ее слишком большой и фантастической шляпой, и видела, что ее лицо, напоминавшее Мадонну, обращалось к матери, и ее глаза задумчиво ее разглядывали. И миссис Тезигер от этого становилось не по себе.
– Вы спрашиваете меня про мою дочь? – сказала она однажды мосье Птигра. – Право, я ничего про нее не знаю, кроме одной смешной вещи.
– ?!
– Ей всегда снится бегущая вода. Можете вы представить себе что-либо более нелепое, чем дочь, которой снится бегущая вода?
Мосье Птигра был крупный, широкоплечий, необычный человек, носивший плащ и шляпу бандита.
– Я скажу вам, мадам, про вашу дочь! – заявил он мрачно. – По-моему, у нее обреченный вид.
Миссис Тезигер это несколько утешило: было интересно иметь дочь с обреченным видом.
– Не знаю, заметили ли это другие, – сказала она.
– Нет, – сказал мосье Птигра. – Только я!
– Как это похоже на Сильвию, – воскликнула миссис Тезигер, – у нее обреченный вид, и она не умеет этим воспользоваться!
Но в глубине ее недовольства была женская ревность к более молодой сопернице. Мужчины начинали обращать внимание на ее дочь. То, что Сильвия никогда не пыталась соперничать с ней, еще более уязвляло мать. Она чувствовала себя поблекшей, желтой рядом со свежим лицом дочери; она гуще накладывала румяна; она с тревогой смотрела на гусиные лапки, расползавшиеся от углов ее глаз…
Сильвия прибыла в отель к обеду. Когда она сидела с матерью за кофе к обеду, мосье Птигра остановился перед их столиком. Он покачал своей головой, которую друзья называли львиной.
– Мадмуазель, – сказал он. – Я завидую вам.
Сильвия смотрела на него со своей насмешливой улыбкой.
– Почему же, мосье?
– Я наблюдал за вами за обедом. Вы принадлежите к тем избранным, мадмуазель, которым снежные вершины раскрывают свою тайну.
Улыбка исчезла с лица Сильвии.
– Может быть, это верно, мосье, – сказала она серьезно.
– Тайна? Это смехотворно! – вмешалась мать. – Не забудь смазать лицо кольдкремом на ночь, моя милая.
Сильвия, видимо, не обратила внимания на замечание матери.
Мосье Птигра покачал головой и поглядел на Сильвию.
– Мне эти горы ничего не говорят, мадмуазель, – сказал он, вздыхая. – Я только раз поднимался, чтобы на них взглянуть.
Миссис Тезигер, однако, еще в этот день услышала о том, что Сильвии сказали горы. После обеда она с дочерью сидела в саду, при лунном свете, над ними поднималась стена гор, молчаливая и темная, а перед ними светились огоньки маленького города. Сад гостиницы был на склоне между горой и городом, лунный свет заливал белым сиянием его лужайки и сквозил сквозь ветви деревьев. Служитель подошел к миссис Тезигер и принес ей письма. Для Сильвии писем не было. Она их и не ждала, так как не имела подруг; а хотя мужчины иногда ей и писали, она им не отвечала.
На столике рядом горела лампочка. Миссис Тезигер открыла письма и стала их читать. Она бросала их на стол по мере того, как прочитывала. Одно из них рассердило ее. Она положила его обратно в конверт и бросила так, что оно соскользнуло со стола и упало к ногам Сильвии.
Сильвия нагнулась и подняла его. Оно упало адресом вниз.
– Оно от моего отца.
Миссис Тезигер удивленно взглянула на нее. Первый раз Сильвия заговорила о нем. В глазах матери появилось настороженное выражение.
– Ну, и что же? – спросила она.
– Я хочу к нему поехать.
Сильвия говорила очень просто и ясно. Глядя прямо в лицо матери тем упорным взглядом, который так мало говорил об ее мыслях. Мать отвернулась. Она была несколько испугана. Она некоторое время не отвечала, но лицо ее, покрытое слоем косметики, стало изможденным и старым в бледном лунном свете. Она поднесла руку к сердцу. Когда она заговорила, голос ее дрожал.
Читать дальше