Вячеслав Белоусов - Коварная дама треф

— Закрытой?

— А чего? Света-то все равно нет.

— Как нет? Что случилось?

— Света совсем не будет в зале, я отключил контакты из-за люстры, — помялся Лаврентий. — А в других комнатах мы просто оставим потемки.

— Я умру там от страха! Задохнусь!

— Потерпишь. Это недолго.

— Откуда ты знаешь? Распланировал он, вычислил все! Умник нашелся!

— Тихо! — оборвал он ее так, что она осеклась, поняла, теперь уже его лучше слушать; Лаврушка умел превращаться порой в Лаврентия Палыча, другого, которого ничем не остановить и лучше повиноваться. — Раз согласилась помогать, Варвара, придется делать, что я тебе прикажу.

Она и здесь ничего не ответила.

— Света нигде не должно быть, — продолжил он, — а дверь входную оставим незакрытой.

— Это еще зачем?

— Надо! Если они придут, ты услышишь, и после этого многое уже будет зависеть от тебя.

— Я уже вся дрожу!

— Дрожать потом будем. Сейчас рано. Когда услышишь, как появятся они и в зал ко мне пройдут…

— Как же я в шкафу-то все услышу? — не унималась Варька.

— Услышишь, услышишь, — успокоил он ее. — Думаю, шума хватит.

— Ах, свят, свят!

— Да перестань ты, — положил он ей руку на плечо. — Тогда выскакивай, ори, что пожелаешь, и свет везде включай.

— Что это я? Сумасшедшая?

— Надеюсь, до этого не дойдет, — поморщившись, успокоил он ее опять. — Хотя…

— Значит, ты их один решил поймать? — хитро сощурилась она.

— Ну… поймать не поймать, — он пожал плечами. — Убедиться.

— А не боишься, что прибьют?

— А зачем им?

— Так. А про Светку же сам говорил?.. И про эту… вашу подружку?..

— Не знаю я ничего, — опустил голову Лаврентий. — Я и Димычу во всем доверял… А тут — на тебе! Запутался я.

Удивительно, но сколько он ни давил на кнопку звонка, к двери в квартире не торопились. Он еще раз нажал, ухо прижал к клеенчатой обшивке, прислушался, нет, внутри тихо. Вот почему света в окошках квартиры он с улицы не узрел! Лопух тот кучерявый уже завалился спать со своей уборщицей, или как там ее, Дунькой-почтальоншей! Хорошую бабу заимел. И главное, никто ничего не знает. Тихушник себе эротический смастерил втайне от родителей! Она его и обстирывает, и кормит, и уроки любовные устраивает. Хорош гусь!

— А ведь свет горит во всем доме, — шепнул он Гардову.

Тот молчал, жался к стенке.

— Точно легли, любовнички, — добавил он. — Не ломать же дверь. Не подумал я.

— У меня есть кое-какие ключи, — сунулся неуверенно бородатый. — Может, я попробую?

— А сможешь?

Тот пожал плечами, приник к двери сам, но только начал ее осматривать, пытаясь вставить свой ключ в замочную скважину… дверь отворилась сама!

— Гляди! — Гардов отскочил от двери.

— Чудеса! — замер и он.

Дверь медленно отворилась, внутри темнота и тишина.

— Неужели нет никого дома? — он заглянул внутрь. — Давай-ка за мной тихо. И осторожненько. Если нет никого, нам повезло.

— Лаврушка к бабе своей сбежал, Иван Владимирович, — шептал сзади Гардов. — Она тут недалеко от него со своей теткой проживает. Перепугался, наверное, от смертей-то всех. Прознал, конечно, прослышал, весь город шумит.

— Шумит?

— Шумит. Разное болтают. Вот и он прячется.

— Хватит. — Муракину не нравилась болтливость бородатого. — Дверь прикрой за нами, но не запирай.

— А чем? Я и ключа-то не подобрал.

— Тсс! — поднес палец к губам Муракин. — Теперь ни слова. Я как знал, фонарик прихватил.

Луч света упал на пол комнаты, побегал по прихожей. С пола на стены поскакал, попрыгал, замер у ног Муракина.

— Где они спят-то обычно?

— Не знаю. Он же без родителей. Где попало.

— На кухне, вроде, кушетки нет… — размышлял, вспоминая, Муракин. — В зале диван кожаный, у стенки справа, как войти… И, вроде, больше ничего.

— И еще у них две комнаты, — торопливо подсказал Гардов. — Родительская почивальня и Лаврушкина.

— Живут же буржуи, — позлобствовал Муракин. — С зала и начнем. Потом видно будет. Давай за мной.

Дверь не поддалась сразу. Муракин завозился возле нее, зашарил руками.

— Дайте я, — сунулся Гардов, — там у них шпингалеты вверху и внизу, дверь двухстворчатая…

— Нет тут ничего, она просто тугая…

Створки двери скрипнули так, что оба обмерли от неожиданности, и с громким визгливым скрежетом распахнулись перед ними. Что-то напугало обоих, хотя ничего еще не произошло. Зал тонул в полумраке, высвечивались с улицы только два окна напротив, но посредине зала, на месте отсутствующей люстры что-то чернело, громоздкое и длинное, чуть ли не до самого пола.