Вячеслав Белоусов - Коварная дама треф

— Здесь кладбище недалеко, — также шепотом ответила Варька. — Я маму хоронила. Тут рядышком. На улицу за угол, а там через шоссе.

— Нашли пристанище.

— Я боюсь, Лавруш, — задрожала Варька. — Ты меня не бросай, пожалуйста. Я от страха умру.

— Глупая женщина! — только и мог выговорить Лавр, тоже без сил падая рядом, отчего скамейка, жалуясь, тяжело заскрипела и чудом не развалилась.

— Тише ты! — прижалась к нему Варька. — Сломаешь.

Лаврентий и сам, испугавшись шума, вскочил на ноги, уставился на будто кого-то поджидавшую парочку у подъезда.

— Им не до нас, — успокоил он Варьку, увидев, как Димыч и «ушастый» направились все же в подъезд. — Похоже, они добрались до места.

Варвару это не интересовало, она уже не обращала на него внимания, разглядывая остатки босоножек.

— И это мои любимые! — Варька вытянула ноги, готовая зарыдать.

— Тихо! — прикрыл он ее рот рукой.

— Кому мы нужны! — вырвалась она. — Им на нас наплевать! Заодно и на все твои дурацкие подозрения. Они, может быть, к своим девушкам спешили сюда. А ты, сам бездушный истукан, так и до других тебе дела нет. Что мы перлись сюда? Моя обувь!.. Что с ней стало?

— В полночь! Хороши любовнички! — Лавр ехидно улыбнулся через силу.

Его тоже мучили босые ноги, но теперь к мучениям прибавились и угрызения совести; он бескорыстным сердцем верил в верного друга Димыча, но тот, соврав, посеял сомнения, которые заставили его выскочить из дома, а потом устроить эту гнусную слежку; теперь же от Варькиных стенаний стало тошно, он почувствовал себя в роли паршивого соглядатая.

— Тебе никогда не понять! — в сердцах добивала его Варька. — Холодное сердце не способно на большие чувства.

— А я вот действительно пойду к ним сейчас и спрошу! — решительно рванулся Лавр к подъезду. — В конце концов, пусть Димыч мне прямо объяснит, что он здесь делает?

— Стой! — схватила его Варька.

— Отпусти! Я имею на это полное право! Друг он мне или кто?

— Подожди.

— Нечего мне ждать! Чего это он с «ушастым» шашни завел? Ему, конечно, известно, откуда тот. Что он тут с ним делает?

— Стой, тебе говорят! Подумай! — Варвара вскочила, заглянула ему в глаза. — Ты не боишься, что то же самое он может спросить у тебя? Как, например, ты здесь оказался?

Лаврентий обмяк.

— Нет уж, Лаврик, сиди пока. Успокойся.

— Оставь! — вывернулся он. — Я погляжу все-таки, куда это они направились. Улицу запомнить, номер дома, чтобы потом, если что, узнать.

— Зачем тебе, боже мой! — Варвара упала опять на лавочку. — Бедные мои босоножки!

Между тем, пока они переругивались, парочка исчезла в подъезде. Через минуту Лаврентий осторожно приблизился и заглянул внутрь. Темнота была кромешная, лишь где-то вверху мелькал лучик тусклого света. «Похоже, пользуются фонариком, — следил он, — поднимаются по лестничной клетке уже на самый последний этаж». Чтобы лучше рассмотреть движение светлого пятна, он сделал шаг в черную утробу подъезда. На него дохнуло гнилостным подвальным запахом. «Здесь, наверное, крысы! — сжался он от омерзения и противной тошноты. — Кладбищенские! Они и тут промышляют! Мало им там корма!» У него закружилась голова. Нет! Дальше он не ходок! К тому же громко, даже сердце оборвалось, заскрипели рассохшиеся деревянные ступеньки под его ногами. Он выскочил из подъезда, вдохнул свежего мокрого воздуха, как живительной спасительной влаги напился, оглядел двор. Варвара сжалась на скамейке в гордом одиночестве. Лаврентий, набрав воздуха побольше, сунулся опять в подъезд. Наверху, видимо, дошли до места, остановились, завозились у двери.

«Сейчас звонить будут или стучать», — дожидался Лаврентий с нетерпением, он почувствовал озноб, ноги задубели от холода.

На асфальте и даже по лужам идти было теплее, чем здесь, в мрачном черном подъезде, не грело даже сухое дерево под ногами. Казалось, все умерло, а неживое, известное дело, не способно согревать.

Ни звонка, ни стука, однако, не последовало, лишь легкий шум и протяжный скрип открываемой двери.

«Что за чертовщина! — совсем затревожился Лавр. — Выходит, они пришли в дом, где нет никого? Зачем? На ночь глядя сюда тащиться! Что происходит?»

Он, поначалу стоя у подъезда, машинально обратил внимание на то, что в течение достаточно продолжительного времени ни один человек не прошел, не мелькнул поблизости, не пробежала, не залаяла собака, не прошмыгнула блудливая кошка. В таких старых деревянных домах, давно тоскующих по сносу, бродячие кошки и собаки только и находят себе пристанище, здесь они царствуют и блаженствуют днями, отдыхая от машин уличных, шума и гама, а ночью выходят в поисках развлечений и пищи. А здесь будто все вымерло.