Вячеслав Белоусов - Коварная дама треф

— Да. Нам не по пути с усатым тараканом. Методы его не так уж и плохи. Но то было его время. Он не боялся открыто уничтожать врагов. И даже не гнушался устраивать показательные судебные процессы: Бухарин и Пятаков, Зиновьев и Каменев. Они враги, но что он выиграл? Заработал черное имя палача в мировой истории. Ему не отмыться никогда. Придет время, поверьте мне, и его имя будут проклинать вместе с Адольфом Гитлером.

— Что! — он дернулся и едва не вскочил на ноги от возмущения, такого оскорбления он не простил бы никому.

— Спокойствие, Павел Сергеевич, — остановил тот его властным жестом руки, сверкнув золотой оправой, презрительная улыбка появилась на его губах. — Это будет. Они уже вошли в историю вместе. И теперь рядом будут навсегда, потому что их детище — фашизм. А этого человечество не простит никогда и никому. Ни на Западе, ни на Востоке, ни у нас. Догадываетесь, какая разница?

Не дождавшись от него, ошалевшего, никакого ответа, ответил сам:

— Это преступление против естественной сущности человека, самой его природы, которой суждено быть вечно. Фашиствующие и капитализм, и социализм — не противники. Они единомышленники.

Они помолчали.

— Нам не нужды человеконенавистнические афиши. Мы должны научиться убирать своих врагов бесследно, бесшумно и беспощадно. После них — чистое поле. Их судьба — пропасть без имени и возврата, кануть в бездну, в пропасть вечности без славы и памяти. Человек был и исчез.

Председатель положил руку на крышку стола. Она хорошо смотрелась на полированной поверхности. Бледные бескровные тонкие пальцы интеллигента сжались, притиснулись друг к другу до синевы.

— Пустое место. Ни запаха, ни следа, — медленно повторил он, не сводя с него глаз, и поднес пальцы к лицу.

— Они чисты были для всех и должны оставаться чистыми. Это принцип нашей деятельности. Вы — на местах должны это обеспечить. Я возлагаю по этому поводу большую ответственность на вас, Павел Сергеевич.

И подал ему руку с цепкими крепкими пальцами, пожатие которых он долго помнил.

Лавр с Варькой едва поспевали за торопившейся парочкой. Те, словно сговорившиеся старые друзья, неслись стремительно по улицам, сворачивая в переулки, огибая многоэтажки и ныряя в подворотни старых, сохранившихся еще с дореволюционных времен дворов. Перебегали дороги, не обращая особого внимания на движущийся транспорт и не задерживаясь по пустякам, по-видимому, дорожа временем. Несомненно, маршрут им знаком, потому как они находили быстрые решения, выбираясь из встречавшихся на пути тупиков.

Преследователям приходилось туго.

Мало того, что они постоянно испытывали боязнь быть замеченными за каждым поворотом и зигзагами улиц, им грозила опасность отстать и потерять из виду Димыча и «ушастого», кроме этого и Лаврентий, и Варвара страдали от физических неудобств, причиняемых отсутствием обуви. Варька, впопыхах оказавшаяся в босоножках, постоянно попадала в бесконечные, словно специально разлитые только для нее лужи, тонула в жидкой дворовой грязи, отчего приходила в отчаяние сама и задерживала рвущегося вперед Лаврентия; тот, хотя и не подавал вида, но давно уже крепился из последних сил, мучаясь в промокших насквозь домашних тапочках. На свое несчастье, он, вскоре вляпавшись в густую жижу очередного двора и кое-как выбравшись из нее на асфальт, с горечью обнаружил пропажу одной тапки, в сердцах запустил в ночь другую, оказавшись, таким образом, совсем босиком. Вид его был нелепым, плачевным, если не сказать жалким, но Лаврентий терпел, стиснув зубы.

Парочка же не испытывала никаких проблем и напастей, выпавших на долю доморощенных сыщиков, и целенаправленно продолжала спринтерское продвижение.

Первой не выдержала Варвара. Когда убегавшие задержались во дворе старого трехэтажного мрачного дома с немногочисленными окнами, из которых, впрочем, ни одно не светилось, и остановились, тихо переговариваясь у видавшего виды перекосившегося подъезда, она, истерзанная этим сумасшедшим пробегом, упала на подвернувшуюся деревянную скамейку, почти вросшую в землю, и затихла, сложив ручки на груди.

— Что? Совсем плохо? — склонился над ней Лаврентий, не спуская глаз с парочки, готовой в любой момент сорваться с места и исчезнуть.

— Умираю, — выдохнула Варька, — ног не чую.

— Стоят, советуются, — зло прошептал Лаврентий. — Чем их привлек этот дом? Я и не был здесь никогда. Глухой район какой-то. Ни света, ни людей.