Дмитрий Федотов - Поединок отражений

– Придет время, и ты поймешь, Идущий! – голос Золотарева стал гулким, по площади покатилось странное тройное эхо.

И в этот миг город накрыла тень. Над зданиями проступила из воздуха апокалиптическая фигура человекоподобного колосса. За несколько мгновений она уплотнилась до полной черноты, и тогда в центре головы ее открылся кошмарный ромбический глаз с вертикальным огненным зрачком. И это инфернальное око уставилось на нас, казавшихся по сравнению с чудовищем никчемными мурашами.

– По-моему, нам вежливо намекают, что мы здесь слишком задержались, – громким шепотом произнес я-Взрослый, медленно отступая назад, на ту же улицу, по которой пришли сюда.

– Это не страж, – уверенно заявила самсара Ксении, внимательно разглядывая колосса.

– Это посланник Мары – смотрителя астрала! – Золотарев по-прежнему говорил гулким, раскатистым голосом. – Уходите! Вам с ним не сладить.

– Но мы же не пересекли черты? – удивилась девушка. – Это зона перехода, она не контролируется Марой?..

– Значит, изменились граничные условия. – Маг широко развел руки и в каждой у него появилось по сияющему голубому шару. – Уходите быстрее, пока он не увидел вас!

Мы втроем поспешно отступили в глубь улицы, и последним, что увидел я-Взрослый, были две беззвучные ленты ослепительного бело-голубого пламени протянувшиеся из рук Золотарева навстречу аспидно-черной фигуре посланника.

Обратный путь в физическую реальность показался мне – и Ребенку и Взрослому – одним бесконечно длинным шагом. Улица превратилась в туннель с мутно-серыми стенами, извивавшимися, словно живые, и все время менявшими направление. Но самсара Ксении уверенно скользила впереди, казалось, не замечая изменений вокруг. И обе мои проекции старались не отстать от чудесной проводницы. Лишь однажды я-Ребенок не утерпел и оглянулся назад, ожидая увидеть жуткого преследователя, но… не увидел ничего! Позади не было ни улицы, ни странных домов, никого.

– Не смотри назад, – крикнула самсара Ксении, – потеряешься в слоях собственной памяти! Ищи выход!

Я снова стал приглядываться к мельканию теней на призрачных стенах туннеля и наконец увидел. Обыкновенная дверь, обитая потертым дерматином, с отполированной тысячами прикосновений латунной ручкой. Я-Взрослый взялся за нее и потянул на себя, но дверь подалась удивительно легко, и мы оказались в ставшем уже родным и привычным светящемся лабиринте – моей памяти…

Когда я открыл глаза, то первое, что увидел, была улыбающаяся зареванная мордашка Ксении, сидящей рядом со мной. Сам я лежал навзничь на том же огромном ложе, застеленном шелковистой шкурой неизвестного зверя, и все тело мое представляло по ощущениям сплошной кисель – ни костей, ни мышц, ни внутренностей я, как ни старался, определить не мог. Хотя занимался физиологической гимнастикой крийя-йоги много лет подряд.

– Почему ты плачешь? – спросил я и не узнал собственного голоса: таким слабым и безжизненным он оказался.

– Котов, сволочь ты такая! Живой… – прошептала в ответ моя спасительница, схватила меня за плечи и принялась истово тормошить, повторяя как заклинание: – Живой, живой, живой…

– Ксюша, – с трудом выдавил я, борясь с приступом тошноты, – что произошло? Я даже пошевелиться не могу.

Меньшикова словно очнулась от моих слов, отпустила меня, глубоко вздохнула и сказала:

– Ты сегодня прошел Хинаяну, Котов, малый путь личностного освобождения! И достиг состояния Шуньяты [7]. А это уровень Воина – Шакти, либо Свами – Просветленного. Это… это немыслимо для обычного человека!

– Значит, я необычный.

– Не умничай! Ты же мог погибнуть, – Ксения снова превратилась в решительную и независимую амазонку, какой я ее знал и какой она мне нравилась еще больше. – Такой перерасход Кундалини даже я бы не выдержала.

– Ну, я сейчас тоже не в лучшей форме…

– Я сказала, не ерничай! И вообще… закрой глаза.

– Зачем?

– Буду тебя лечить, но… тебе этого лучше не видеть, – Ксения встала, сбросила на пол атласный халатик, в который куталась до сих пор, и сделала надо мной сложное движение левой рукой: – Спи!

И я заснул. Я никогда не думал, что засыпать по приказу может быть так приятно.

Пробуждение было не из лучших. Сознание словно выдиралось из липкой вязкой трясины, стряхивая с себя шматки мерзко чавкающей субстанции. Вдобавок любое движение вызывало в теле раскатистое «эхо» боли, будто внутри бил неслышимый набат. Наконец кожа скачком восстановила нормальную чувствительность, и я понял, что по-прежнему лежу на шелковистом ложе моей спасительницы и берегини, а волны мягкого тепла сообщили мне, что чудесный камин разожжен и трудится в полную силу на благо хозяйки и ее гостя.