Фридрих Незнанский - Выбор оружия

– Замком и «роллс-ройсом» он вас добил? – спросил Денис, слушавший рассказ банкира с нескрываемым интересом. Так же как Грязнов-старший и Турецкий.

– Можно сказать и так, – согласился Дорофеев. – Мы перевели деньги на счет фирмы, стали ждать поставку оборудования. Оно не шло. Райнер в разговорах со мной по телефону ссылался на непредвиденные задержки. А потом его телефон перестал отвечать. Я позвонил в замок. Там сказали, что никакого Райнера не знают, а замок арендовал у хозяев на три недели некий Фогельштейн. Офис тоже был арендован – незадолго до того, как мы с Райнером начали переговоры. Вот, собственно, и все.

Денис покачал головой.

– Стоимость полного просвечивания партнера составляет всего один процент от суммы контракта. Почему вы не обратились к профессионалам?

Банкир лишь слегка пожал плечами.

– Я полагал, что достаточно хорошо разбираюсь в людях.

– Не допускаете ли вы мысли, что господин Никитин тоже знал об этих восьмидесяти четырех миллионах и пришел именно к вам потому, что был уверен: в вашем положении вы двумя руками ухватитесь за его проект?

– Сейчас я уже ни в чем не уверен.

– И поэтому обратились к нам?

– В том числе.

– Вернемся к вашей проблеме. В чем она?

– Сразу из Шереметьева господин Никитин приехал в банк. Но после первых фраз предупредил, что кабинет прослушивается.

– Кем?

– Он не знал.

– Почему он так решил?

– Он не сказал. Сказал только, что уверен в этом.

– Он так и сказал: «кабинет прослушивается»? – вмешался в разговор Турецкий.

– Нет. Он не сказал, а написал в моем настольном блокноте.

– Что именно написал?

– «Нас слушают». Поэтому мы вслух говорили о пустяках, а вопросы о деле я писал в блокноте, и он таким же образом давал ответы. Но это было довольно трудно, поэтому он предложил продолжить разговор в гостинице «Космос», где намерен был остановиться. Я приехал в «Космос» через час, как мы и договаривались, узнал у портье, в каком номере Никитин остановился, и поднялся к нему.

– Здесь, пожалуйста, подробнее, – попросил Турецкий. – Что за номер? Что он делал, когда вы вошли?

– Одноместный люкс на шестом этаже. Он распаковывал багаж. Попросил меня подождать три минуты, вызвал горничную и отдал ей свой пиджак – чтобы она отнесла его в химчистку, он случайно испачкал его, когда выходил с автостоянки. После того как она ушла, сказал: «Вот теперь можно спокойно поговорить». Мы продолжили обсуждение. Суть вы знаете, речь шла о деталях: когда будут переведены деньги на наш счет, когда нужно будет приступить к скупке акций…

– Когда? – спросил Турецкий. – Как только получите деньги из Дойче-банка?

– Нет. Он сказал, что известит меня о начале реализации проекта. И произойдет это примерно в течение месяца. Он высказал уверенность, что за этот месяц акции «Норильского никеля» еще больше упадут в цене.

– Почему он так решил?

– На основании своей информации. Эта тенденция легко прослеживается. Сотрудники моего аналитического отдела проанализировали ситуацию с никелем на мировых рынках. Вот подробный анализ, со схемами и всеми выкладками. – Дорофеев достал из папки и положил перед Денисом еще несколько листков, соединенных скрепкой. – В общих чертах положение такое. В течение последних трех-четырех лет производство никеля постепенно снижается, цены на фондовых биржах также постепенно растут, акции же норильского концерна теряют, как мы говорим, в весе. При номинале двести пятьдесят рублей и котировке примерно сто четырнадцать тысяч систематическое падение курса за неделю составляет от полутора до двух тысяч рублей.

– Не совсем понятно, – заметил Турецкий. – Цена никеля растет, акции же крупнейшего производителя падают. Почему?

– Себестоимость норильского никеля очень высокая и все время повышается. Дело в том, что рудные жилы там очень глубокого залегания. Рудники уже ушли на глубину более двух километров. Влияют и забастовки горняков, требующих повышения оплаты труда и улучшения условий работы. Последнее время, правда, забастовки прекратились.

– Продолжай, – кивнул Турецкий Денису.

– Так в чем, собственно, ваша проблема? – спросил Денис.

– Когда господин Никитин уходил из моего кабинета, в блокноте он написал: «Эти записи сожгите». В конце разговора в гостинице он спросил, сделал ли я это. Я ответил, что порвал записи на мелкие клочки и бросил в корзину для бумаг. Пепельницы у меня нет, зажигалки тоже, а просить у сотрудников не хотелось, это могло вызвать ненужное любопытство. Никитин выразил крайнюю озабоченность и настоятельно посоветовал мне вернуться в банк и сжечь записи. Я сначала не придал этому значения и уехал домой. Но дома вспомнил его слова и ощутил беспокойство. Вызвал машину, вернулся в банк. И…