Вячеслав Белоусов - По следу Каина

Арестант молчал – только поджимал губы, морщился и от обидных слов кривился болезненно, комкал в кулаке чёрную бороду.

Киров всмотрелся в него пристальней. Перед ним в растерянности стоял не председатель особого отдела, беспощадный чекист, а испуганный до смерти мальчишка. Многого повидавший, сотни человек сам жизни лишивший, смертельно больной и сейчас вот в ужасе ожидающий страшного военного трибунала. А кого суровый революционный трибунал оправдывал? Не для этого он создан. Его задача карать. И этого, хотя и был тот несколько суток назад председателем особого отдела и сам расстреливал направо и налево, теперь не помилует. Всем членам комиссии ясно, что виновен арестант. Дело за малым – председателю комиссии, главе горсовета Секелову отбарабанить доклад и сунуть бумаги в трибунал. И спета песня этого юнца, хотя бородой он оброс, чтобы грознее и старше выглядеть своих неполных двадцати семи.

– Зачем тебе поп понадобился? Этот?.. Митрофан? Он же архиерей! Среди них – владыка! За его спиной верующих тьма. Это опасный народ. Не слабее нас, фанатики!.. А епископа зачем угробил? Леонтия-то зачем отправил на тот свет? Для ровного счёта? Он же принял наш декрет о церкви, признал нашу власть. Сам же его главным над Митрофаном предлагал поставить. С Митрофаном они врагами считались. Или твой Дзикановский тебе про это не сообщал?

– Считались… – наконец разлепил арестант губы, – да в камере сдружились. В одну дудку стали петь. И Леонтий про Митрофана ни слова, будто и не ссорились.

– Так ты сам кругом виноват. Вдумайся. Психология! Сидел же в тюрьмах! Беда всегда объединяет. Тебе ль не знать!

– Теперь на том свете поворкуют, голубки.

– А завтра ты за ними! От пуль своих же. Вот в чём пакость! А какой славой наградишь ты ЧК? Ты же грязью навек вымажешь!

– Разберутся. Зря ты меня хоронишь, Сергей Миронович.

– Надеешься на Ревтрибунал?

– Наш же? Революционный! Это не Секелов преподобный, не Колесникова – баба сварливая, не Минька Аристов, до которого у меня давно руки чесались, но хитрым оказался бывший подъесаул, опередил меня.

– Зря ты так о них, Жора, люди они среди местных авторитетные. И не забывай, какие посты занимают. Коновалова городским комитетом большевиков верховодит, Аристов – гвардией преданных ему бойцов, а Секелов, хоть и глава горсовета, но тебе он ещё и главный судья! Он и есть председатель особой комиссии, которая проверку всех твоих действий проводила, и докладывать завтра он будет на общегородской конференции результаты.

– И чего ж они решили? Тебе-то, конечно, известно?

– Решение их единогласное. Признали они тебя виновным во всех делах. Считают, не справедлив был и творил жестокость. И будут требовать твоего расстрела. Вот поэтому я и пришёл к тебе. Может, больше и не увидимся.

– Всё так безнадёжно, Мироныч? Ты же меня знаешь! Не ради собственной корысти я. Враги вокруг. Не мы их, они нас.

– Моя позиция тебе известна, я когда тебя из Пятигорска звал, наслышан был о твоей беспощадной линии к врагам революции, о подвигах твоих знаю, поэтому и брал с собой сюда, но сейчас ситуация не в нашу пользу и возражать им опасно. Они же и меня врагом объявят, как чуть ни случилось в тот раз, с тем Илиодором. Ты перегнул палку, да и ошибок наделал, Георгий. Таких, что не поправить.

Киров помолчал, собираясь с мыслями, на товарища взглянул, того будто лихорадило слегка, хотя он и сдерживался, стиснув зубы.

– Один выход для себя вижу – не противоречить им сейчас.

Арестант дёрнулся и глазами сверкнул.

– А ты как думал, Георгий? – удержал его в своих руках Киров, как тот ни сторонился от него в обиде. – Не буди лиха, а то не ровен час, растерзают и тебя, и меня. Возмущена толпа, попы верующих подняли, те за своего Митрофана готовы не то, чтобы нас с тобой, Кремль снести!.. То, что мы повязаны, они хорошо понимают. Поэтому Аристов грозится тебя из-под стражи не выпускать, пока Секелов решения своего не объявит. А решение одно будет – виноват ты во всём.

Арестант после этих слов только голову вскинул так, что борода вверх задралась и хлестнула Кирова.

– Но за мной Ленин, Дзержинский, – продолжал Киров, – они это хорошо понимают. Я им не по зубам. А вот ты – продукт отработанный. Поэтому выход для себя вижу один – так как ты лицо особого партийного уровня, подчинён ВЧК и Москве, судить тебя может только особый суд, тот, что в столице. И следствие для этого потребуется особое, не местное. Они, хоть и собрали на тебя бумаги опасные, но у Секелова мы их возьмём и передадим Феликсу. Приказ я сам уже отписал, отстранил тебя от должности, но в Москве, надеюсь, разберутся. Решение будет принимать не кто-нибудь, а ЦК большевиков, а понадобится, обещаю, сам дойду до Ильича.