Лена Элтанг - Радин

В клинике Прошперу разрешали только рисовать, складывать пазлы или лепить из пластилина, так что Радин в основном рисовал. Может, поэтому маляр из него вышел не такой уж скверный. Когда через месяц ему пришлось снять себе жилье на окраине, стены в комнате оказались зелеными, того самого казенного цвета, которым были выкрашены коридоры в питерской школе. Через пару дней Радин затосковал, поехал в магазин, купил краску, валики и пластик, чтобы закрывать пол.

Десяток слов добавился к его португальскому, в том числе и lixa , наждачная бумага. Радин красил в три слоя, выжидая, пока просохнет, ему нужен был обещанный оттенок бирюзы, такого цвета были яйца дрозда, найденные однажды в роще под Токсовом. И обложка его рабочей тетради в косую линейку.

Вернувшись из клиники, Радин начал покупать себе тетради, наточил целый стакан карандашей, но работа все равно двигалась медленно, так медленно, что он уже не верил, что сможет закончить. Роман утопал в черновиках, черновики теснились в ящике стола, как некрасовские лакеи в прихожей, а дозваться никого решительно невозможно! В Порту он надеялся поймать волну и взял с собой основную тетрадь, толстую, рассыпающуюся, похожую на записную книжку букмекера.

Синий железнодорожный плед в лунном свете казался белым, поезд шел быстро, постукивая по стыкам, мелкий заветренный зубчик месяца летел за ним не отставая. Радин свернул куртку и сунул ее в багажную сетку, стараясь не шуметь. Розетки в купе не оказалось, зато обнаружился ребристый кружок радиоточки. На одной полке стоял чемодан, на другой, повернувшись лицом к стене, спал человек, лунный свет косо падал на крупную лысую голову. Радин замешкался, задел какую-то палку, с грохотом упавшую на пол, и тут же услышал шаги проводника. Тот показал большим пальцем на юг, пытаясь, видимо, сказать, что попутчик сел в Фаро, и посветил фонариком на пол, где они увидели трость с набалдашником в виде утиной головы.

Поставив трость на место, Радин устроился на своей полке, включил тусклую лампочку, достал тетрадь и собрался было работать, но тут попутчик завозился и спросил простуженным голосом:

– Пишете? Давно я не видел, как пишут ручкой по бумаге.

– Простите, что помешал вам спать.

– Вы русский? У вас славянский акцент, я его всегда узнаю!

– Да, русский, но живу здесь уже четыре года. – Радин захлопнул тетрадь, щелкнул выключателем и вытянулся на полке.

Попутчик спустил ноги на пол и сидел, облокотившись на откидной столик, где в железной вазочке белели хризантемы. Луну затянуло тучами, в купе стало темно, однако попутчик выпил воды и говорил теперь не умолкая: о погоде на побережье, о выставках, о скандале в футбольном клубе. Радин пытался отвечать междометиями, но голова становилась все тяжелее, и наконец, пробормотав извинения, он закрыл глаза.

– Это настоящая, безупречная смерть, – донеслось до него сквозь сон. – Непременно посмотрите на нее, когда будете в галерее. Вы ведь русский, вам доступны вещи такого рода. Смерть именно так и выглядит: августовское небо, сизая рябь на речной воде, погреба с портвейном. В ней нет ничего бесчеловечного.

– Погреба? – переспросил Радин, открывая глаза.

– Если стоять на мосту, то слева от вас будет Вилла-Нова, заставленная винными складами. Так вы согласитесь мне помочь? Это займет не больше часа, а я готов заплатить пять сотен, уж больно вы хорошо подходите. Как будто вас небеса послали! Будь вы португальцем, она бы не поверила. А с русского детектива какой спрос?

– Детектива? Простите, но я задремал и слышал только часть вашего рассказа. – Радин пытался рассмотреть лицо попутчика, но оно оставалось в лунной тени.

– Меня зовут Салданья. Я хочу нанять вас для одного несложного дела в городе, – терпеливо повторил попутчик. – Вам нужно будет зайти в картинную галерею, сказать, что вы частный детектив, специалист по розыску людей, и что теперь вы ищете русского парня, пропавшего в прошлом году. Он был приятелем австрийца, который там работает, они вместе играли на бегах. Некоторые следы, скажете вы, ведут в галерею, социальные сети, звонки и прочее. Они ответят, что ничего не знают, и вы пойдете к себе в отель. Это все.

– А зачем вам это?

– Не стоит вникать, просто заучите слова. Хозяйку галереи зовут Варгас. Со мной она разговаривать не станет, мое лицо ей хорошо знакомо. Меня в городе многие знают. Вы же читаете мою рубрику в «Público»?

– Нет, простите, – произнес Радин, чувствуя, как быстрый ход поезда прижимает его голову к подушке.