Марина Серова - Две недели до рая

Я понимала. Такие истории мне рассказывали регулярно.

– Ирина была хорошей женой, и я даже испытал облегчение, женившись. Хоть особых чувств между нами и не было. Наш брак был подобием тому, что в старину на Руси процветало – когда родители сами сговаривали детей и те просто принимали их решение. Стерпится, слюбится. Так и получилось. Ира была ласковой, верной, обаятельной. Мне было приятно показывать ее друзьям, она всем нравилась. Наверное, мы были счастливы, как бывают счастливы молодые пары. Детей вот только у нас не было. Не успели. Спустя два года после свадьбы Ире поставили диагноз – неоперабельный рак легких. Она сгорела за полгода. Я даже не понял, как это произошло, – она никогда не курила.

Борису Михайловичу тяжело давалось признание. Он говорил быстро, но голос его дрожал.

– Несколько месяцев после ее смерти я приходил в себя. Почти не показывался на работе. Крепко запил. Неделями не выходил из дома и лежал в обнимку с ее шелковым халатом. Я даже сам от себя не ожидал, что буду так переживать смерть жены. Так с тех пор и холост.

Он помолчал и сделал несколько глотков, допив содержимое чашки.

– А как вы узнали о дочери? – спросила я.

– Я никогда не пытался найти Нину после того, как она ушла от меня. Не пытался узнать, что стало с ней и ребенком. Думал, она все же сделала аборт, потому что растить ребенка в одиночку ей было бы трудно. Мне казалось, если я не буду об этом думать, случившееся просто сотрется из памяти и моей жизни. Но примерно через год после Ириной смерти я встретил Нину в городском парке. Это была случайная встреча, я в тот день просто решил сократить путь до офиса и подумать – мне предстояло заключить одну важную, но рискованную сделку, и я хотел поразмышлять над ней в одиночестве на свежем воздухе. Так получилось, что Нина просто шла мне навстречу с дочкой. Не знаю как, но я сразу понял, кто эта девочка. А Нина сразу узнала меня, и по ее испуганному взгляду я заключил, что она ничего не говорила ребенку обо мне. У меня сердце заколотилось так, что я чуть не выплюнул его. Девочке было восемь лет. Дешевое пальтишко, потрепанные сапожки, но такое чудесное личико. Такое породистое. Дочка была очень похожа на мою мать. Алена смеялась, что-то рассказывала Нине, размахивала руками, а Нина, не отрываясь, смотрела на меня холодным, железным взглядом. И я понял – мне следует молча пройти мимо. Я так и сделал. Но выкинуть эту случайную встречу из головы уже не мог. Прошло недели три. И я наконец решился. Мои помощники разыскали адрес Нины, и я в один прекрасный день явился к ней с большим плюшевым слоном под мышкой. Она открыла дверь и сказала:

– Я знала, что ты захочешь прийти. Не имею права тебе мешать, но дам тебе с ней увидеться при одном условии – ты не будешь участвовать в ее жизни.

На это я уже не мог согласиться. Но кивнул, решив, что разберусь с ее претензиями позже.

Войдя в квартиру, я поразился бедноте. У меня был загородный двухэтажный коттедж с бассейном, спортзалом и садовыми скульптурами. А моя дочь жила в тесной квартире на втором этаже старого деревянного дома. Там пахло кошками. Обои были ободраны. У них даже не было нормального чайника – Нина почему-то пользовалась самодельным кипятильником.

Я прошел в комнату Алены. Единственное достоинство того убогого жилья состояло в том, что у нее была просторная комната с большим окном. Был солнечный день, и свет буквально затопил все пространство. Было очень светло. И посреди этого света за письменным столом сидела она. Помню, как солнце играло в ее рыжеватых кудряшках, и казалось, это не волосы, а какой-то небесный ореол. Сгорбившись над тетрадью, она делала уроки. Кровать, шкаф, несколько книжных полок, половичок из лоскутков на полу. Нина изо всех сил старалась сделать ее жизнь уютной, хоть у нее и не было возможности. Я, взрослый здоровый мужик, едва не заплакал, увидев это. Годы их жизни в этот момент просто встали передо мной. Сердце заныло от осознания того, что я невольно стал причиной того, что их существование было столь жалким. Вряд ли у Нины было много возможностей устроить свою жизнь из-за статуса матери-одиночки.

– Родители где? – спросил я, обернувшись в дверях комнаты, и Нина ответила:

– Умерли.

Я вошел, положил этого дурацкого слона на кровать. Дочка обернулась удивленно и испуганно, но увидела, что мать стоит в проеме двери, и просто спросила:

– Вы кто?

А у меня слова застряли в горле.

Нина сказала:

– Это твой отец.