Марина Серова - Две недели до рая

– Найдена мертвой… десяток ножевых ранений… возбуждено уголовное дело…

В какой-то момент она вслушалась в эти страшные слова, и оглушающий, дикий ужас пронял ее до коленок. Там же наверняка остались отпечатки пальцев, следы! Руки до сих пор ныли от ударов, а по левому предплечью растекся багровый синяк. Вдобавок болело у корней волос – там, где Алена-Марианна вцепилась в нее, пытаясь выдрать клок.

Что будет дальше? Она попала в ловушку. Сидеть, сидеть тихо. Главное – не высовываться, а там, глядишь, пронесет.

Медленно вытянула из стопки белья в шкафу тонкий пуловер. Натянула, чтобы скрыть синяк. В ванной тщательно рассмотрела себя в зеркале. Царапин нет. Хорошо, что она увернулась, когда Аленины хищные ногти нацелились разодрать ей щеку.

Как же тошно. Вчера Алена была, ходила, говорила и вот уже лежит в морге. Холодная и отстраненная, какой ее душа была и при жизни.

Может, это сожаление?

Пожалуй, нет. Когда-нибудь потом будет время пожалеть о случившемся, но не сейчас. Сейчас надо думать о том, как спасать свою шкуру.

Утро нового дня Тарасов встретил, купаясь в нежных солнечных лучах. О вчерашнем затяжном дожде напоминали только лужи в выбоинах дорог и тротуаров. Согласно обещанию синоптиков, свежесть первых часов к полудню должна была сменить настоящая жара. Август на излете лета дарил городу последние теплые дни.

В половине седьмого я вышла из дома, чтобы вместе с Иваном отправиться осматривать старую квартиру Алены, где было совершено убийство. Накануне мы договорились, что поедем на его машине – после нескольких ночей, проведенных за рулем, мне хотелось немного отдохнуть от вождения.

Я ожидала увидеть какую-нибудь строгую солидную тачку, из тех, что предпочитает бизнес-контингент, но вместо этого к обочине подрулил двухдверный «додж челленджер» ярко-апельсинового цвета.

– Ого, а ты любишь выделяться, – сказала я, плюхаясь на переднее сиденье. – Доброе утро, Иван. Ничего, что я на «ты»? Так проще.

– Я только за. Можете звать меня Ваня, так еще проще, – пожал плечами мой новый помощник и перекинул на заднее сиденье кофту на молнии и журнал, на которые я села. – В Печерский переулок?

– Гони.

Мне всегда становилось не по себе, стоило кому-то другому сесть за руль, но Иван вел машину уверенно и спокойно, поэтому я расслабилась и без волнения наблюдала за тем, как за окном мелькали полупустые улицы города, который только начинал просыпаться.

Помощник Качанова сегодня выглядел иначе, не столь официально, как вчера в кафе. Строгий деловой костюм сменили джинсы с легкой летней рубашкой, выглаженной и накрахмаленной до вафельного хруста.

– Ты бывал там?

– Да, Борис Михайлович передавал деньги для матери Алены, и я их отвозил.

– Мне казалось, та не принимала его помощи.

– Раньше не принимала. Но в последнее время Нина Ильинична пила по-черному и никогда не отказывалась от денег. Она потеряла работу, жить ей особо было не на что. Сестра помогала немного, но она и сама живет небогато, насколько могу судить.

Я кивнула.

– А ты давно у Бориса Михайловича работаешь?

– Три года.

– То есть ты в курсе всей этой истории.

Ваня немного замялся. Видно было, что ему неловко говорить о Борисе Михайловиче в его отсутствие. Но придется привыкать, спрашивать я намерена была много.

– Некоторых деталей я не знал до вашей с ним беседы. Но, конечно, в общем и целом был осведомлен.

Тем временем мы миновали центральный проспект города и спустя десять минут оказались в старом районе Тарасова. Улицы здесь утопали в пыльной зелени, дороги пестрели выбоинами и неуклюжими ямочными заплатками, а на асфальте старых тротуаров повылезали камушки. Новых многоэтажек из стекла и бетона здесь не строили. Грязные панельные хрущевки перемежались старинными деревянными домиками, построенными в начале прошлого века. Некоторые из них до окон первых этажей ушли в землю.

Иван сдержанно выругался, попав в очередную яму, и в последний раз повернул направо. Мы прибыли к месту назначения.

Печерский переулок оказался небольшим перешейком, который по типу перекладины в букве «П» соединял две соседние улицы. Застроена была лишь нечетная сторона. Переулок граничил с неухоженным парком, и окна его немногочисленных домов смотрели на редкие березы и бульвар, нависающий над рекой.

Дом номер три был двухэтажным и деревянным – как и остальные на этой улице. Козырек над входной дверью в подъезд немного покосился, небогатые наличники были выкрашены только на окнах одной квартиры, но в целом здание выглядело аккуратно. У разбитого тротуара перед домом я увидела служебную машину Кирьянова, одним колесом заехавшую на невысокий бордюр. На переднем сиденье скучал водитель. Сам Кирьянов высматривал нас, стоя у обочины, и от нечего делать обрывал листья сирени, которая навалилась на забор палисадника.