Мария Элизабет Штрауб - В ловушке

— Верно, — согласилась она. — Ты скроен абсолютно просто. Тебя насквозь видно. — И засмеялась.

На четвертом тоне он приник губами к ее шее. В его рот попал локон, он оказался горьким на вкус.

— Тогда ты знаешь и мою хрустальную мечту, — шепнул он.

— Естественно, — подтвердила она и прижалась к нему бедрами. — Софа удобная?

Потом они вместе лежали под шерстяным пледом. Она повернулась к нему спиной, под левой лопаткой у нее была татуировка. В прошлый раз ее еще не было. Тату напоминала китайский иероглиф, почти пятисантиметровый, красный с черным, слева — нечто вроде маленькой лестницы. Он осторожно провел по ней пальцем и почувствовал, как горяча ее кожа.

— Когда ты это сделала?

— Пару дней назад, — сонно пробормотала она.

— Больно?

Она передернула плечами:

— Ни капельки.

— Она что-нибудь означает?

— А?

— Твоя татуировка. Или это просто украшение?

Она повернулась к нему и натянула одеяло на плечи.

— Долгую и счастливую жизнь.

— Выглядит мило, — одобрил он. Как ни удивительно, ему в самом деле понравилась татуировка. До сих пор он категорически не принимал их, считая, что они годятся лишь для матросов и уголовников. С другой стороны, теперь каждый второй школьник делает тату или пирсинг, так что в этом отношении его взгляды безнадежно устарели.

— Мне немножко холодно, — сказала Юлия.

— Тогда давай переберемся в спальню. Ведь ты останешься?

— Если хочешь.

Эйфория заставила его забыть об осторожности.

— Да, хочу, — торжественно сообщил он. — Отныне, и присно, и во веки веков.

— Пока нас не разлучит смерть. Аминь, — добавила она и засмеялась.

Когда он проснулся, как всегда, в половине седьмого, Юлия была уже в ванной. Он вслушался в успокаивающий шум душа и чуть опять не заснул.

Обернутая полотенцем, она вошла в комнату и стала задумчиво вытирать досуха волосы. На голых плечах поблескивали капельки воды. Йон невольно вспомнил снимок, который сделал Бен Мильтон.

— Кофе или чай? — спросил он.

Она вздрогнула от неожиданности.

— Ты уже не спишь? — Она подошла к кровати и села на краешек. — Кофе. Но я выпью его где-нибудь по дороге.

— Мы можем спокойно позавтракать вместе.

— И потом вместе явиться в школу, чтобы нас увидели уж все коллеги сразу, — возразила она. — Лучше встретимся в «Буше», как ни в чем не бывало.

Йон сунул пальцы под полотенце.

— Ладно. Но когда я встречу тебя в учительской или где-нибудь еще, я сразу вспомню, как ты кричала ночью. Так и знай.

— Я не кричала. Неправда.

— Еще как кричала. Как влюбленная кошка. — Его пальцы поползли дальше. — Вообще-то у нас еще достаточно времени.

Она взяла его руку, положила ее на одеяло и встала.

— Недостаточно. И вообще, с этого момента я для тебя снова фрау Швертфегер. Горе тебе, если ты чем-нибудь выдашь себя в «Буше». Да, не распускай руки, как недавно в коридоре. Договорились?

Надев халат, он проводил ее вниз и подождал у входной двери, заведется ли «гольф». Когда она уехала, он бросил взгляд в сторону Глиссманов. Вопреки ожиданию, ни одна гардина не шевельнулась. Неужели Верена заболела?

На четырнадцать часов он назначил дополнительные занятия по латыни, которые были отложены из-за смерти Шарлотты. Для четверых: Бруно Кальтенбаха, Тамары Грассман, Тимо Фосса и его задушевного дружка Луки делла Мура.

Тимо опоздал на шесть минут. С рюкзаком на плече он ввалился в классную комнату, когда Йон уже раздавал ксерокопии текста.

— Явился? — сказал Йон. — Какая честь для нас.

Тимо без комментариев шлепнулся на стул рядом с Лукой.

Йон положил текст и перед ним.

— Я выбрал письмо Плиния, — сообщил он. — В качестве подготовки к контрольной работе, которая будет в пятницу. Так что рассматривайте этот дополнительный урок не как наказание, а как бонус, поощрение. Я предоставляю вам его gratis, бесплатно, и franko, безвозмездно.

Бруно и Тамара ухмыльнулись. Тимо не повел и бровью.

— Ты не хочешь снять куртку? — предложил Йон.

— По-моему, тут собачий холод, — буркнул Тимо.

— Тогда немножко поработай. Заодно и согреешься, — сказал Йон. — Начни, пожалуйста.

Скривив уголки рта, Тимо медленно переменил позу, поставил локти на стол и обхватил обеими руками лоб. Листок с текстом лежал в двадцати сантиметрах от его носа.

— Lavabatur in villa Formiana: repente cum servi circumsistunt, alius fauces invadit, alius os verberat, alius pectus et ventrem atque etiam, foedum dictu, verenda contundit…

— Стоп, — сказал Йон, — пока достаточно. — Тягучая манера говорить действовала ему на нервы. — Теперь переведи.