Пер Валё - Рейс на эшафот

— Что отвратительно? Я?

— Нет. Отвратительно, когда загибают страницы книги.

— Это моя книга, — сказала она. — Я купила ее на свои деньги.

— Раздевайся.

Она подняла руку к вороту и начала расстегивать пуговицы — медленно, одну за другой. По-прежнему не отводя от него взгляда, она распахнула легкий халатик и сбросила его на пол.

— Повернись, — сказал он.

Она повернулась к нему спиной.

— Красивая.

— Спасибо. Мне так и стоять?

— Нет. Спереди ты лучше.

— Неужели?

Она повернулась кругом и посмотрела на него с тем же самым вожделеющим выражением лица.

— А на руках ты умеешь стоять?

— Во всяком случае, до того, как с тобой познакомиться, могла. Потом в этом уже не было необходимости. Попробовать?

— Не нужно.

— Но я смогу…

Она подошла к стене, перевернулась, встав на руки и упершись ногами о стену. На первый взгляд без всякого труда. Кольберг с интересом смотрел на нее.

— Мне так и стоять? — спросила она.

— Нет, не нужно.

— Но я охотно буду стоять, если это тебе нравится. Если я потеряю сознание, прикрой меня чем-нибудь. Набрось что-нибудь сверху.

— Нет, не нужно, встань.

Она ловко встала на ноги и оглянулась на него через плечо.

— А если бы я сфотографировал тебя в таком виде, — спросил он, — что бы ты на это сказала?

— Что ты подразумеваешь под словами «в таком виде»? Голую?

— Да.

— Вверх ногами?

— А если и так?..

— Но ведь у тебя нет фотоаппарата.

— В самом деле нет. Однако это неважно.

— Конечно, можешь, если у тебя есть такое желание. Можешь делать со мной все, что тебе угодно. Я ведь уже говорила тебе это два года назад.

Он не ответил. А она по-прежнему стояла у стены.

— А что бы ты делал с этими фотографиями?

— Вот в этом-то весь вопрос…

Она подошла к нему и сказала:

— Теперь, по-моему, самое время спросить, зачем, собственно, тебе все это нужно. Если ты хочешь переспать со мной, то у нас есть прекрасная кровать, а если она тебя уже не устраивает, то есть замечательный диван. Мягкий и пушистый. Я сама его сделала.

— У Стенстрёма в письменном столе лежала целая кипа таких фотографий.

— На работе?

— Да.

— Чьих?

— Его девушки.

— Осы?

— Да.

— Наверное, смотреть на это было не слишком приятно?

— Я бы не сказал.

Она нахмурила брови.

— Вопрос в том, зачем они понадобились, — сказал Кольберг.

— Разве это имеет какое-нибудь значение?

— Не знаю. Но я не могу этого объяснить.

— Может, он просто любил их разглядывать.

— Мартин тоже так думает.

— По-моему, благоразумнее было бы иногда приезжать домой и смотреть на это живьем.

— Мартин тоже не всегда проявляет благоразумие. Например, он беспокоится о нас с тобой. По нему это видно.

— О нас? Почему?

— Наверное, потому, что тогда, в пятницу вечером, я вышел один.

— А он что, никогда не выходит из дому без жены?

— Тут что-то не так, — сказал Кольберг. — Со Стенстрёмом и теми фотографиями.

— Почему? У мужчин бывают разные причуды. Она хорошо выглядела на тех фотографиях?

— Да.

— Очень хорошо?

— Да.

— Знаешь, что мне следовало бы сейчас сказать?

— Знаю.

— Но я этого не скажу.

— Не скажешь. Это я тоже знаю.

— Что же касается Стенстрёма, то, может быть, он хотел показать фотографии друзьям. Похвастать.

— Вряд ли. Он был не таким.

— А зачем ты вообще ломаешь над этим голову?

— Сам не знаю. Может быть, потому, что у нас нет никаких мотивов.

— А, значит, ты это называешь мотивами? Думаешь, кто-то застрелил Стенстрёма из-за фотографий? Зачем же в таком случае понадобилось убивать еще восемь человек?

Кольберг долго смотрел на нее.

— Верно, — сказал он. — Резонный вопрос.

Она наклонилась и поцеловала его в лоб.

— Может, пойдем в постель? — предложил Кольберг.

— Прекрасная мысль. Но сначала я приготовлю бутылочку для Будиль. Это займет тридцать секунд. Как в инструкции. Встретимся в постели. А может, на полу или в ванне — где тебе будет угодно.

— В постели.

Она пошла в кухню. Кольберг встал и выключил торшер.

— Леннарт.

— Да?

— Сколько лет Осе?

— Двадцать четыре.

— Ага. У женщин пик сексуальной активности приходится на промежуток между двадцатью девятью и тридцатью двумя годами. Так утверждает американский сексолог Кинси.

— А у мужчин?

— В восемнадцать лет.

Он слышал, как она помешивает в кастрюльке кашу. Потом она добавила:

— Но для мужчин это определено не с такой точностью, у них бывает по-разному. Если, конечно, это тебя успокоит.