Пер Валё - Рейс на эшафот

— Я выйду с тобой, — сказал он.

— А что ты собираешься делать на улице?

— Да так, прогуляюсь немного.

— В такую погоду?

— Я люблю дождь, — ответил Кольберг, застегивая просторный синий плащ из поплина.

— Тебе, наверное, мало того, что я уже простужен, — проворчал Мартин Бек.

Мартин Бек и Кольберг были полицейскими. Они работали в Государственной комиссии по расследованию убийств. В настоящее время они ничем особенным не занимались и со спокойной душой могли считать себя свободными от выполнения служебных обязанностей.

На улицах города не было видно полицейских. Пожилая женщина возле Центрального вокзала напрасно ожидала, что к ней подойдет патрульный и, с улыбкой отдав честь, поможет перейти на противоположную сторону. Тип, который в этот момент собирался разбить витрину в торговом центре, мог не опасаться, что вой полицейской сирены помешает продолжить начатое дело.

Полиция была занята.

Неделю назад начальник полиции официально заявил, что полиция будет не в состоянии выполнять многие рутинные обязанности, так как должна защищать американского посла от писем и выступлений тех, кому не нравятся Линдон Джонсон и война во Вьетнаме.

Леннарт Кольберг не испытывал симпатии к Линдону Джонсону, и война во Вьетнаме ему тоже не нравилась, зато он любил бродить по городу в дождливую погоду.

В одиннадцать часов вечера дождь продолжал идти, а демонстрацию можно было считать законченной.

Почти в это же самое время в Стокгольме было совершено восемь убийств и одна попытка убийства.

«Дождь, — уныло подумал он, глядя в окно автобуса. — Ноябрьская темень и холодный ливень. Предвестники зимы. Скоро выпадет снег».

В эту пору в городе ничто не радовало глаз, а уж об этой улице и говорить было нечего: одни голые деревья и старые кирпичные дома. Уже в процессе застройки выяснилось, что ее неправильно проложили. Она никуда не ведет, никогда никуда не вела и существует лишь как печальное напоминание о начатом когда-то с большим размахом и не доведенном до конца плане расширения города. Здесь нет освещенных витрин и прохожих на тротуарах. Только большие голые деревья и фонари, холодный белый свет которых отражается в лужах и поблескивающих от дождя крышах автомобилей.

Он так долго бродил под дождем, что волосы и брюки у него совершенно промокли. Ледяная, пронизывающая влага стекала по бедрам, затылку и шее. Он чувствовал ее даже между лопатками.

Он расстегнул две верхние пуговицы плаща, засунул руку в карман и коснулся рукоятки пистолета. Она тоже была холодной и влажной.

При этом прикосновении мужчина в синем поплиновом плаще невольно вздрогнул и попытался думать о чем-нибудь другом. Например, о террасе отеля в Андрайче, [1] Городок на острове Мальорка. (Здесь и далее прим. перев.) где пять месяцев назад он проводил отпуск. О тяжелой неподвижной жаре, о слепящем солнце над побережьем и рыбацкими лодками, о голубизне неба над горным хребтом на другой стороне залива.

Потом он подумал, что в это время года там, вероятно, тоже идут дожди, а в домах нет центрального отопления — только камины, и что он уже не на той улице, по которой ехал недавно, и что скоро снова придется выйти под дождь.

Он услышал, как сзади кто-то спускается по лестнице, и понял, что это тот человек, который сел в автобус возле универмага Олена на Клараберггатан двенадцатью остановками раньше.

«Дождь, — подумал он. — Не люблю дождь. Собственно, даже ненавижу. Интересно, когда меня повысят? И вообще, что я вообще здесь делаю, почему я не дома и не лежу около?..»

Это была его последняя мысль.

Автобус был двухэтажный, кремово-красного цвета, с серой лакированной крышей. Это был английский «Лейланд-Атлантиан», произведенный специально для введенного в Швеции несколько месяцев назад правостороннего уличного движения. В тот вечер он курсировал по маршруту № 47 в Стокгольме — от Белльмансру в Юргордене до Карлберга и обратно. Сейчас автобус ехал на северо-запад и приближался к остановке на Норра Сташунсгатан, которая находилась всего в нескольких метрах от границы между Стокгольмом и Сольной.

Сольна — это пригород Стокгольма, он является совершенно независимой административной единицей, и граница между ними существует только как линия, проведенная на карте.

Красный автобус был большой: одиннадцать метров в длину и почти четыре с половиной в высоту. К тому же он весил больше пятнадцати тонн. Фары были включены, и оттого он казался теплым и уютным, когда с запотевшими окнами катился по пустынной Карлбергсгатан между рядами голых деревьев. Потом автобус свернул направо, к Норрбакагатан, и на длинном пологом спуске к Норра Сташунсгатан шум его мотора стал приглушенным. Дождь барабанил по крыше и окнам, из-под колес разлетались брызги воды. Автобус медленно и неотвратимо катился вниз.