Александр Звягинцев - Рецидивистка

Поначалу он решил баул не трогать, а потом подумал, что, если оставить оружие здесь, его найдут другие бандиты и начнут убивать — полицейских и просто всех, кто окажется на пути. Он содрал с окна пыльную штору и, тщательно стерев отпечатки пальцев с помповика, которым долбил по башке Вепря, сунул его в баул. Выглянул в окно. Машина Тараса стояла на месте.

Чуть приоткрыв дверь, Карагодин прислушался — из коридора не доносилось ни звука. С баулом он вышел в коридор и опять прислушался. Посмотрел на распахнутую дверь, аккуратно прикрыл ее и запер торчавшим в замке ключом. Чем позже найдут трупы, тем лучше. Ключ он выкинул в стоявший в коридоре ящик с каким-то мусором. Пусть копаются, если сильно надо.

К лифту он не пошел, решил спуститься по узкой лестнице, заваленной мусором и дерьмом.

Добравшись до первого этажа, он увидел их. Двое молодых парней в спущенных на задницах широких штанах и надвинутых на глаза капюшонах толклись у входной двери. Видимо, поджидали Вепря. Карагодин опустил баул на пол и размял затекшие пальцы. Вот такие молодые злобные хорьки опаснее всех — у них ни жалости, ни мозгов нет. Договориться с ними о чем-то невозможно. Зверье, которое забьет, загрызет без всякой жалости, если ты им поддашься. У них наверняка ножи или еще чего похуже.

До парней было несколько шагов. И надо было как-то подобраться к ним поближе… Карагодин взял баул двумя руками, как официант поднос, засвистел ту самую песню «Настоящий парень должен убить полицейского!» и пошел прямо на них. За баулом, который он поднял до самых глаз, они не могли видеть его лица. А свистел он, чтобы показать — я, мол, тут вещи переношу, ничего опасного во мне нет.

Ничего не понимая, приятели Вепря смотрели на надвигавшийся на них громадный красно-белый баул с залихватской надписью «Bon voyage», из-за которого доносился веселый свист.

Когда до них оставался один шаг, Карагодин что есть сил швырнул тяжеленный баул прямо в их тупые рожи. Один от удара свалился на пол, другой отлетел к стене. Первому Карагодин въехал ногой прямо под подбородок, а второму резко хлопнул ладонями по ушам. Первый лег сразу, а второй заныл и, схватившись за уши, стал трясти головой. Вполне возможно, что у него лопнули барабанные перепонки.

Подхватив баул, Карагодин выскочил на улицу. Она была пустынна. Можно было ехать.

По дороге в центр города он притормозил у первого попавшегося пруда и зашвырнул баул как можно дальше от берега. Глядя, как он исчезает под водой, пуская пузыри, подумал, что опять пришла ему пора начинать новую жизнь. Он глубоко вздохнул, и в это мгновение за его спиной раздался шум мотора. Карагодин обернулся. В нескольких шагах от него стоял скутер. Оба седока были в черных шлемах. Человек, сидевший за спиной водителя, поднял помповое ружье, лежавшее у него на коленях, и дважды выстрелил. «Ну вот, боец Карагодин, ты и отстрелялся!» — только и успел подумать он и рухнул как подкошенный.

Через два месяца при рассмотрении очередной входящей корреспонденции Ольгин обратил внимание на международное следственное поручение, поступившее от французских коллег. В нем сообщалось, что в одном из парижских районов обнаружено тело застреленного двумя выстрелами мужчины, в кармане у него нашли просроченное удостоверение на имя капитана спецназа ГУИН Министерства внутренних дел Российской Федерации Виталия Петровича Карагодина… По данному факту прокуратурой возбуждено и в настоящее время расследуется уголовное дело. Французы просили оказать содействие в установлении личности погибшего. Выяснить, принадлежит ли удостоверение убитому либо оно попало к нему каким-то образом и проживает ли настоящий капитан Карагодин в России?.. Копия документа прилагалась.

Ольгин открыл удостоверение и долго смотрел на молодое, еще безбородое лицо Карагодина. В те времена, когда делался снимок, разве мог он представить, что готовит ему судьба? «Вот и еще один русский воин, — подумал Ольгин, — сгинул в чужих краях, не найдя счастья на родной земле…»

Уже в сумерках Игнат Васильевич Зарубин, бывший начальник Горайского угро, а ныне, по преклонному возрасту, обыкновенный участковый инспектор, возвращался домой из городской бани. Подходя к двухэтажке из серого силикатного кирпича, на фронтоне которой нахально красовалась неоновая вывеска: «Супермаркет. Бизюкина и компания», он кстати вспомнил слова не то Петра Первого, не то Суворова: «После бани продай подштанники, но выпей».