— Давай больше не будем об этом.
— Прости. — Он потыкал стейки и подошел присесть рядом на качели. Положив ногу на ногу, Шульц спросил: — Хорошо себя чувствуешь? Что-нибудь хочешь? У меня на кухне много салата и немного печеной картошки. А еще клубничный пирог от моего любимого повара.
Я улыбнулась:
— Не говоря о стейках, приготовленных самым лучшим копом.
Он обхватил меня вместе с пледом и притянул к себе. Мое сердце оттаяло. Лицо его было прохладным, волосы пахли дымом и вкусным мясом. Я слышала, как стучит мое сердце.
— Я за тебя волнуюсь, — прошептал он мне в ухо. — И по тебе скучаю.
Освободив руки из тенет пледа, я обняла его за широкую талию.
— Кто-то подъезжает, — тихо сказал он.
Как раз, когда все стало так хорошо!
— Мам! — послышался в отдалении голос Арча. — Мам! Я передумал! — Его заглушал звук колес, тормозивших по грязи. — Мам! Меня привез генерал! Я даже смог вспомнить дорогу! Ты где? За домом?
Мы с Шульцем как по команде отсели друг от друга на приличное расстояние. Задрав голову, он сказал:
— Продолжение следует.
В патио ворвался Арч.
— Ух ты! Как классно пахнет! Ничего, что я так поздно?
Еда всегда вкуснее, если ее готовит кто-то другой.
А когда этот кто-то другой — Том Шульц, ваш желудок в хороших руках. Сочные стейки пахли чесночно-бургундским маринадом, по облупленному печеному картофелю медленно стекало топленое масло, и даже каждый листик зеленого салата самым вызывающим образом был обмазан соусом гуакамоле. Шульц выпытывал у Арча, какой шоколад мне нравится больше всего. Тот сказал, что с мятой. Так что вместе с клубничным пирогом на десерт Шульц подал знаменитый шоколадно-мятный чизкейк. Даже для Государственного Института Холестерина это был перехлест.
В компании Тома Арч был счастлив. Он чувствовал, что его принимают. Так оно и было. Арч даже называл его по имени. Вначале он был несколько нерешительным, но потом уплетал за обе щеки, а к концу визита разговорился — не остановишь. Не знает ли случайно Том, что он может позвонить магу, чтобы тот назвал, какая карта у него сейчас в руке? Нет, не знает. Арч достал колоду карт и предложил Тому выбрать одну. Затем позвонил своему другу-магу, передал трубку Тому, и маг огласил карту. Том изумился.
— Это шифр, — объяснил Арч. — Как, например, тот, что был у нас с мамой, когда я был маленьким. Если я хотел, чтоб она забрала меня от друзей, или когда у меня была какая-нибудь проблема в школе, я просто звонил ей и говорил: «Семерка пик». Она знала, что надо скорее приехать, а мне не приходилось ничего объяснять и чувствовать себя неловко. Звонок магу, — продолжал он, — это тоже шифр. Им пользуются многие. Тот, кто звонит, знает карту. А маг это любой из друзей, кто понимает суть трюка, — он лучезарно мне улыбнулся. Давно не видела его таким. — Даже мама понимает.
— Научишь меня? — спросил Шульц. — Пожалуйста.
Арч замялся, но потом сказал, что в любом случае может использовать разных помощников. Наш волшебник объяснил, что когда он звонит другу, то спрашивает у него: «Можно поговорить с магом?», и тот начинает медленно перебирать масти до тех пор, пока звонящий его не останавливает какими-нибудь словами, типа «Алло, маг?» В этот момент все думают, что маг только что ответил на звонок, хотя он уже давно на линии. Потом маг по убывающей перебирает значение карт, начиная с туза, и звонящий снова его прерывает: «Минуточку, маг».
Фокус впечатлил Шульца:
— А мне ты когда-нибудь позвонишь? Только не в полицейский участок, а сюда, домой. Если, конечно, ты не будешь слишком занят в своей крутой школе.
Арч сказал, что обязательно позвонит, а потом признался, что на самом деле ему не очень нравится летняя школа, кроме, пожалуй, уроков французского. Он ходил на него вместо физкультуры. «Теннис», — произнес он с таким отвращением, с каким о нем говорят люди, изучающие, например, муравьев. Арч хотел знать, не читал ли Том Эдгара По. Да, но лет сто назад. У нас в Аспен-Мидоу тоже водятся вороны. Том спросил, был ли По модником. Арч не был в курсе. Просто Тому показалось, что кто-то повлиял на стиль Арча. Тот ответил: не По, а парень один, Джулиан.
Я не могла вспомнить, чтоб видела Арча таким счастливым. Он даже подпевал, когда Шульц исполнял на гитаре «Любовь — роза», сразу после чизкейка. Потом мы втроем мыли посуду, и Шульц учил его песне «Мама, не давай своим детям вырасти и стать ковбоями». И даже по дороге домой Арч все еще пел то одну, то другую.
Читать дальше