Стивен Кинг - Сияние

Джек зашел в аптеку, взял батончик для Дэнни, газету и октябрьский номер журнала «Райтерз дайджест». Протянул девушке за кассой пятерку и попросил дать сдачу двадцатипятицентовиками. Сжимая мелочь в кулаке, направился к будке телефона-автомата, стоявшей рядом с аппаратом для изготовления ключей, и зашел внутрь. Из будки, сквозь три стекла, он мог видеть сидевшего в «жуке» Дэнни. Голова мальчика склонилась к картам. Джека охватила волна почти безысходного чувства любви, от которой на его лице появилось каменно-мрачное выражение.

Вероятно, вполне можно было сделать этот обязательный благодарственный звонок Элу из дома; он уж точно не собирался говорить ничего такого, что покоробило бы Уэнди. Но вмешалась его гордость. В этот период жизни он был склонен всегда прислушиваться к голосу собственной гордости, потому что, кроме жены и сына, шестисот долларов на чековой книжке и помятого «фольксвагена» шестьдесят восьмого года выпуска, гордость принадлежала к числу того немногого, чего он еще не лишился. Если разобраться, только она принадлежала ему одному, и никому больше. Даже банковский счет он делил с женой. Всего лишь год назад он преподавал в одной из лучших школ во всей Новой Англии. У него были друзья – хотя их состав заметно поменялся с тех пор, как он «завязал», – остроумные люди, в основном такие же преподаватели, которых восхищали его нестандартная манера общения с классом и стремление стать настоящим писателем. Еще шесть месяцев назад дела шли очень хорошо. Внезапно у них появилось достаточно денег, чтобы начать понемногу откладывать впрок и завести сберегательный счет. Когда он выпивал, денег вечно не хватало, пусть в барах за него частенько расплачивался Эл Шокли. А теперь они с Уэнди даже начали робко обсуждать возможность подыскать себе жилье попросторнее и внести примерно через год первый взнос. Пусть это будет старый фермерский дом, на ремонт которого потребуется шесть или семь лет. Разве это проблема? Они еще так молоды, черт возьми! У них полно времени.

А потом он потерял контроль над собой.

С Джорджем Хэтфилдом.

И запах надежды сменился запахом старой кожи в кабинете Кроммерта, где все напоминало сцену из его собственной пьесы: старые портреты прежних директоров Стовингтонской школы на стенах, гравюры, изображавшие школьное здание, каким оно было в 1879 году сразу после открытия и в 1895-м, когда дотация от Вандербильта позволила построить спортивный зал, до сих пор стоявший на западной стороне футбольного поля, приземистый, огромный и весь увитый плющом. Такой же сухой апрельский плющ потрескивал за узким окном Кроммерта, а в батареях отопления слышалось журчание горячей воды, навевавшее сон. Но это была не декорация и не спектакль. Это происходило в действительности. В его жизни. И как он только ухитрился так непростительно ее испохабить?

– Ситуация крайне серьезная, Джек. Ужасающе серьезная. Совет поручил мне довести до вас свое решение.

Совет попечителей хотел, чтобы Джек подал заявление по собственному желанию, и Джеку оставалось только согласиться. А ведь дотяни он до июня, с ним подписали бы бессрочный контракт.

То, что последовало за беседой с Кроммертом, стало самой черной, самой жуткой ночью в его жизни. Никогда прежде им не владело такое невероятное желание, такая насущная необходимость напиться. У него тряслись руки. Он опрокидывал все вокруг себя. Ему хотелось выместить гнев на Уэнди и Дэнни. Его охватило бешенство, как сорвавшегося с поводка злобного пса. И он поспешил сбежать из дома в страхе, что поднимет на них руку. Кончилось тем, что он долго околачивался перед входом в бар, и единственным, что помешало ему перешагнуть порог питейного заведения, стало отчетливое понимание, что в таком случае Уэнди решится уйти и заберет Дэнни. А их уход будет для него смертным приговором.

Вот почему он не вошел в бар, за витриной которого темные тени наслаждались сладким вкусом забвения, а направился домой к Элу Шокли. Решение совета было принято шестью голосами против одного. И этим одним был Эл.

Сейчас он набрал номер телефонного оператора, и молодой женский голос сообщил, что за один доллар восемьдесят пять центов ему будет предоставлена возможность поговорить ровно три минуты с Элом, находившимся в двух тысячах миль от Джека. Время – штука относительная, детка, подумал он, скармливая в прорезь автомата один за другим восемь четвертаков. В трубке слышались смутные электронные хрипы и писки, пока сигнал прокладывал себе путь на восток.