Анатолий Степанов - Скорпионы. Три сонеты Шекспира. Не рисуй черта на стене. Двадцать один день следователя Леонова. Кольт одиннадцатого года

…Лидия Сергеевна остановилась в дверях и с плохо скрытым торжеством объявила:

— Отыскался след Тарасова!

— Чей след отыскался? — удивленно переспросил Александр.

— Лидия Сергеевна иносказательно цитирует Гоголя, — снисходительно пояснил эрудированный Казарян.

Эффектного начала не получилось, и Лидия Сергеевна стала деловито докладывать.

— Сегодня утром по нашей ориентировке из Сокольнического РОВД передан в НТО пистолет «Вальтер». Экспертиза установила, что именно из этого пистолета был произведен выстрел в Тимирязевском лесу.

— Ну и ну! — признался в своем недоумении Смирнов. — Откуда он у них?

— Чего не знаю, того не знаю. Узнать — это уж ваше дело, — взяла реванш Лидия Сергеевна.

— Бойцы, я — в Сокольники! — заорал Смирнов.

— Может, сначала позвонить сокольническим-то? — предложил Ларионов.

— А что звонить, надо в дело нос сунуть! Не до разговоров! — Смирнов уже убирал со стола, запирал сейф, закрывал ящики.

— Александр, у меня к вам просьба, — сказала Лидия Сергеевна.

Уже забывший о ней Александр повернулся с виноватым видом:

— К вашим услугам, Лидия Сергеевна.

— Если гражданина, который пистолетом пользовался, найдете, то обувь его к нам пришлите.

— Думаете, он труп переворачивал? Вряд ли.

— Да нет. Я вам не говорила, но под сосной, откуда стреляли, кое-что зафиксировала. Это не след, поэтому я и не внесла в официальные списки протокола, а так, остаток отпечатка каблука с характерным сбоем. Вдруг повезет, и обувка та.

— Будьте уверены, Лидия Сергеевна, разденем-разуем нашего голубчика. А если надо — умоем, подстрижем и побреем, — и Александр, будто дамский угодник, слегка склонясь, распахнул дверь перед Лидией Сергеевной. Та мило улыбнулась и вышла.

— Элегантно спровадил! — похвалил Казарян. — Ты нас с собой берешь?

— Куда от вас денусь!

На Каланчевской улице были через десять минут. Недовольный капитан принес им протоколы, отворил следственную комнатенку и удалился. Ларионов устраивался за столом, а Казарян, не садясь, раскрыл папку. И ахнул:

— Алька!!!

— Что с Алькой?!

— Да успокойся, с ним — ничего. А вот делов наделал. Читай. — Казарян протянул папку Александру.

Шепотом, чтобы Смирнову не мешать, осведомился у Казаряна:

— Где этот-то, с «Вальтером»?

— Не «этот-то», Сережа, а Николай Самсонов по кличке Колхозник. И этот-то Колхозник — в больничке, сильно поврежден нашим с начальничком другом. Повредил его Алик вчера вечером, и поэтому он тетушку сегодня не смог повидать.

— А Цыган почему на связь не вышел?

— Задай вопрос полегче.

Смирнов оторвался от чтения, передал папку Ларионову и сказал Роману, подмигнув:

— Боевой у нас, Рома, дружок.

— Если наш дружок с испугу в полную силу бил, то я не завидую этим двоим. — Казарян, увидев, что Ларионов отложил папку, спросил — Что скажешь?

— Скажу, что бумаги надо читать внимательно.

— Не понял.

— Цыган не явился потому, что оголец, сбежавший из трамвая, поднял атанду по малинам. Так-то, Роман Суренович.

— Одна из версий, — Казарян не желал сдаваться без боя.

— Он прав, Рома, — подвел черту Смирнов. — Поехали в больничку, бойцы.

Дежурный врач Таганской тюремной больницы достал из шкафа два медицинских дела — полистал их, притормаживая на отдельных листах, и удивился:

— Он их что, копытом?

— Боксер, — пояснил Казарян.

— Разрядник?

— Мастер спорта.

— Худо, — огорчился врач. — Под суд пойдет за превышение.

— Кулак против пистолета — превышение? — засомневался Казарян.

— Смотря какой кулак.

— И смотря какой пистолет, — добавил Казарян. — Могу сообщить вам, что пистолет — офицерский «Вальтер», с помощью пули делающий в людях очень большие дырки.

— Хватит, — прекратил препирательства Смирнов. — Что с этими… Пострадавшими?

— У Самсонова раздроблена челюсть и повреждены шейные позвонки. У Француза — фамилия-то какая, прямо кличка! — сломана скульная кость. Вот что, оказывается, можно наделать голыми ручонками.

— Когда заговорят? — спросил Смирнов.

— Самсонов через две-три недели, не раньше.

— А Француз?

— Завтра можете допросить.

— Теперь вот что. Мне нужны одежда и обувь Самсонова.

…Делать больше в этой конторе было нечего, и они поехали на Петровку.

Борода был поклонником многочисленных талантов Казаряна-старшего, а Романа, которого он знал с титешного возраста, любил, как любят непутевых сыновей.