Анатолий Степанов - Скорпионы. Три сонеты Шекспира. Не рисуй черта на стене. Двадцать один день следователя Леонова. Кольт одиннадцатого года

— Пацан, может, не надо?!! — миролюбиво посомневался Алик.

— Ты что?!! — заорал малец. Алик взял руки, которые уже лезли ему за пазуху, и вытянул по швам огольцовых порток.

— Колян, он не дается! — плачуще наябедничал оголец.

Не дойдя до них шага три, тот, что с пистолетом, остановился и скомандовал:

— А ну, вставай, фрей вонючий! — и, поигрывая пистолетом, стал наблюдать, как медленно встает Алик.

— Шманай его, живо! — приказал главный огольцу.

Только сейчас, когда оголец еще за спиной. Падая вперед, Алик мгновенно подбил левой рукой пистолет вверх и правой нанес жесточайший удар главному в подбородок. И успел с любимой левой нанести прямой удар в челюсть еще не успевшему упасть грабителю.

Шарахнул выстрел, пуля ушла в потолок, и рука с пистолетом бессильно легла на пол. Алик ударил каблуком по запястью, носком отшвырнул пистолет и развернулся. Он был уверен, что обработанный им долго не встанет.

Оголец уже без принуждения вытянул руки по швам. Алик коротко ударил его в солнечное сплетение. Оголец потерял дыхание и осел на пол, Алик приказал тому, что с ножом:

— Иди сюда.

Бандит ощерился, вытянул руку с ножом: пугал. Был он тщедушен, в солдатском ватном полупальто.

— Тогда я иду, — процедил Алик.

— Не подходи, падло! — взвизгнул бандит, потом метнул нож. Алик ждал этого и уклонился, а потом обработал бандита, как грушу на тренировке. И этот лег.

— Гони к Красносельской и на перекрестке остановись, — приказал Алик вагоновожатому.

Трамвай помчался. Алик прошел, заглядывая под лавки, наконец, нашел пистолет в углу вагона. Бандит лежал рядом, и он рассматривал его, хотя рассматривать было почти нечего: обработанное им лицо на глазах деформировалось. Но вроде дышал. Пацан сидел неподалеку и плакал — значит, тоже дышал. Третий лежал неподвижно. Что с ним — неизвестно.

Завизжав на повороте, трамвай помчался по Ольховке. Пассажиры сидели смирно — глаза, как блюдца.

В животе была пустота, колени ходили. Алик присел на скамейку. На перекрестке трамвай резко остановился. Кондукторша кинулась к двери и, как Соловей-разбойник, засвистела в милицейский свисток. Цепляясь за сиденье, с пола поднимался оголец. Алик встал со скамейки и тихо сказал, глядя в сторону:

— Беги, дурак. Сумку только оставь.

Оголец разжал пальцы и незаметно уронил на пол самодельную тряпичную сумку, в которую собирал добычу. Кондукторша кинулась к двери и, как Соловей-разбойник, засвистела в милицейский свисток. Цепляясь за сиденье.

— Стой, бандюга! Стой, ворюга! Стрелять буду!!! — прекратив свистеть, заорала кондукторша. Она повернулась к Алику: — Стреляй в него! Чего стоишь?!

Алик подбросил на ладони тяжеленный пистолет и вдруг понял, что у него дьявольски болит кисть правой руки. Выбил пальцы, большой и указательный. Первый раз бил с такой силой и без боксерских перчаток.

— Эх, ты! — осудила кондукторша.

В трамвай влез милицейский старшина, посмотрел на одного лежащего, на второго и осведомился официально:

— Что здесь происходит, граждане?

— Произошло, — поправил Алик.

Андрей жег «Лайф». Он рвал тугую мелованную бумагу и по кусочкам сжигал ее в пепельнице. Алик сидел на диване и давал советы, потому что буржуйская толстая сверкающая бумага горела плохо. Дверь их комнаты в редакцию была закрыта на ключ, и Андрей занимался этим делом безбоязненно. Он жег бумагу и говорил:

— Два года — срок немалый. Чего мы добились? Ничего. Редакционные дамочки ласково называют нас мальчиками, а главный — нигилистами. В определении тематической политики газеты мы не играем никакой роли. По-прежнему всем вертят старики, живущие прошлым. Они — наверху, и поэтому стараются задавить все новое, все правдивое, все свежее, чтобы быть наверху. Пора, пора начинать атаку на них. И сделать это можем только мы.

— Подари мне обложку, Андрей. Я кусок с заглавием отрежу, а Грейс О’Келли под стекло положу. — Алик рассматривал соблазнительную, цветную, хорошо обнаженную, талантливую артистку.

— Алик, тебя один товарищ спрашивает! — крикнула из-за двери секретарша Маша.

Алик пошел открывать.

— Подожди! — Андрей спешно заметал следы.

— Готов? — спросил Алик.

— Готов. — Андрей сдул остатки пепла со стола. — Открывай.

В коридоре отчетливо стучали каблуки. Стук прекратился у их двери. На пороге стоял Владлен Греков, одноклассник Алика.

Они устроились на скамейке у Чистых прудов. Алик длинно плюнул в воду с остатками льда и спросил у Владлена: