Анатолий Степанов - Скорпионы. Три сонеты Шекспира. Не рисуй черта на стене. Двадцать один день следователя Леонова. Кольт одиннадцатого года

— Стыдно тебе будет, чистюля, когда свидетели его опознают.

— Их дело — опознавать, мое — стыдиться.

— Хреновину-то не надо бы нести, — Александр вырвал фотографию из рук Алика, спрятал в карман. — Я слово в сорок пятом дал Иван Павловичу извести всю эту нечисть. И изведу.

Алик улыбнулся во все тридцать два зуба:

— Паренек-то этот — нечисть?!

— Если ты его выгородишь, станет нечистью.

Иванюк-младший с ходу раскололся:

— Вчера вечером приходил. Денег просил.

— Что ж ты мне не позвонил? Мы же договорились, Гена! — вскричал Казарян, вскинул руки, с поднятыми руками походил по богато обставленной иванюковской столовой, изображая отчаяние. Развлекал себя Казарян.

— Я звонил, я сегодня все утро вам звонил, а вас не было! — Гена стоял, колотя себя кулаком в грудь.

Казарян уже сидел, обнимая многодумную голову.

— Что Стручок говорил? — не поднимая головы, спросил Роман.

— Говорил, что домой возвращаться сейчас никак нельзя. Хотел у бабки пожить, но боится, что найдут. Пристроился у одних, но там платить надо.

— Где это — «у одних»?

— Не знаю. Правда, не знаю.

— Ты ему денег дал?

— Да. Двести рублей.

— Откуда у тебя деньги?

— Мама ко дню рождения подарила. Мне тридцатого восемнадцать лет исполнилось.

— Совершеннолетний ты у нас теперь. Значит, сажать по всей строгости можно.

— Вы все шутите. А мне жить как?!

— Так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Так, чтобы мы тебя не сажали. Усек, Геннадий Иванюк?

Геннадий Иванюк усек.

Иванюк-то усек, а Виталий Горохов — нет. Смешно, но Стручок, как большой, лег на дно. Ну и пусть район его ищет. Ведь трамвайный грабеж — их дело.

— …Лидия Сергеевна для верности по поводу самсоновского башмачка целый научный симпозиум собирала. Его каблучок. Стоял под сосной Николай Самсонов в тот вечер. С «Вальтером» в руках. Так-то. — Ответил на все вопросы Сергей Ларионов.

— Считаешь, надо рубить концы? — спросил Казарян, будучи уверен, что надо.

— Делать больше нечего…

— А что Санятка думает?

— Нет его, — раздраженно ответил Ларионов. — Как ушел с утра, так и нет. Сам звонил, требовал на ковер.

— Резюмируем: Колхозника — под суд, и закрываем дело. Так, Сергунька?

— Только так.

— Но где же все-таки Санек?

Сам полистал бумажки из канцелярской папочки, останавливаясь на особо заинтересовавших его местах, закрыл папочку, встал, прошелся по кабинету и спросил, не глядя на Смирнова:

— Что предлагаете?

— На ваше усмотрение, — с трудом выдавил Александр.

— Убийство раскрыто, и я могу рапортовать начальству. — Сам все ходил по ковру, стараясь наступать на симметричные части узоров. Спел задумчиво: «Все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо!»

— Так что же нам делать, Иван Васильевич?

Сам наконец посмотрел на Александра и сказал совсем о другом:

— А ведь справились мы, Саша, справились! Вернули покой Москве. Когда они к нам явились, а имя им — легион, ей-богу, страшно стало! Но, как говорится, глаза страшатся, руки делают. Сделали наши руки, сделали! Ну, согласись!

— Так ведь то шпана была. Она количеством брала.

— Сынок мой, поэт хренов, все один стишок гундосит последнее время беспрерывно. Свой ли, чужой, — не ведаю:

— Гимн нашей отчетности, — мрачно изрек Александр.

— А ты что — против отчетности? Насколько я понимаю, ты пришел, чтобы закрыть дело, чтобы в твоей отчетности полный ажур был.

— И в вашей.

— Не хами начальству. Впрочем, и в моей тоже. Концов рубить придется много?

— Достаточно.

— Давай по порядку.

— Убийство по решению правила. Кто инициатор толковища, тот, по сути дела, и сообщник преступления, соучастник убийства. Колхозник только тупой исполнитель.

— У тебя же по этому правилу ни черта нет. Одна, брат, теория. Давай дальше.

— Правило собиралось явно по меховому делу. Когда разматывали, совсем забыли про исчезнувшие контейнеры, удовлетворились найденным, а из-за этого немалого остатка могут быть отнюдь не малые, выходящие на чистую уголовщину, преступления.

— Достаточно убедительная гипотеза. Но — гипотеза! Еще что?

— Существование неизвестного лица, разработавшего операцию со складом, объединившего всю эту разношерстную компанию и, по всей видимости, обладающего ненайденными ценностями.

— Так сказать, профессор Мориарти.